Марш мародеров
Шрифт:
– Не городи ерунды!
– взрывается Цапко.
– Уже поздно. Теперь спасти людей может только помощь извне. Ну не может же быть, чтобы на всей Земле всё - так же, как у нас. Нам нужны специалисты-эпидемиологи, а главное - вакцина! Противочумная вакцина, понимаете?
– Да что ты заладил, как попугай: «понимаете», «понимаете»?
– рычит Юсупов.
– Не дурнее тебя. Где ее взять, эта… вакцину? Связи нет, месяц прошел, а никто не прибыл нас спасать. Всё, это всё. Мы можем только эта… сбежать.
– А здесь, в Казани, были запасы вакцины?
– дрожащим голоском спрашивает Эн.
–
– Цапко садится прямо в траву.
– Но срок годности… Все давно пропало, испортилось.
– А где были-то?
– неожиданно вмешивается Хал.
– В аптеках, что ли, блин?
– Почему в аптеках?
– Цапко срывает травинку, режется об острый край листа и сует окровавленный палец в рот. Не вынимая его, он невнятно произносит: - У экабэ ханиища…
– Чего?
– вдруг кричит Юсупов.
Сорвавшись с места, он подбегает к фельдшеру, хватает его за плечи, вздергивает на ноги. Вытащив палец изо рта, Цапко слегка испугано повторяет:
– В РКБ хранилища. Там были запасы сухих вакцин на случай массовых заражений. И противочумная была…
Ник спрыгивает на землю, забыв про автомат.
– Вилен, а ведь это шанс!
– говорит он.
– А, ты тоже эта… понял?
– улыбается инженер.
– Что понял-то? Что?
– таращится на них Цапко.
– Время, братан!
– скалит зубы в довольной усмешке Хал и хлопает его по плечу.
– Время не властно над истинными ценностями, блин.
К полудню небо над городом заволакивает тучами. Иссиня-черные снизу и грязно серые наверху, тучи похожи на туши гигантских обитателей моря - кашалотов, странным образом вознесшихся ввысь. Они плывут в сомкнутом строю, голова к голове, опускаясь все ниже и ниже. Нику кажется, что вскоре город будет раздавлен этой массой. Чувствуя себя ничтожным, крохотным, он с внутренней дрожью отводит глаза от неба. Нервы, это просто нервы. Нужно собраться, сосредоточиться на главном. Тучи, ветры, дожди, снега - природа все равно возьмет свое. У людей другие задачи, другие дела и заботы.
Сейчас главное - РКБ. Республиканская клиническая больница. Комплекс многоэтажных зданий, окруженный перелесками, полями, жилыми кварталами. И золотистыми стенами, за которыми привычный мир сходит с ума. Они побывали только за первой стеной, внутри первого слоя, но и этого хватило, чтобы навсегда отбить охоту соваться туда. Теперь нужно идти дальше, глубже - за вторую, третью, пятую, десятую - сколько бы их там не было!
– стену.
Ник предпочитает не думать о том, что ждет их там, в глубине этой странной территории. Лучше туши облачных кашалотов, лучше мысли о том, что будет, когда они добудут вакцину, лучше мучительная надежда на спасение, чем безнадежные мучения - мы не дойдем, золотистый туман сожрет нас, поглотит, перемелет кости и даже памяти не останется о горстке безумцев, дерзнувших сунуться в место, куда по своей воле не пойдет ни один здравомыслящий человек.
Тягач с натугой ревет на подъеме. До знакомого пустыря возле улицы Фермы-2 осталось совсем чуть-чуть. Где-то за деревьями, слева - сгоревшие корпуса и казармы Танкового училища. Ник на мгновение чувствует стыд - зря сожгли, теперь там можно было бы сделать базу, чтобы вернуться после всего.
И
А еще Ник понимает: нельзя сейчас думать про «после всего». Главное - сделать дело, добыть вакцину. Если за золотистыми стенами время не властно над вещами, у них есть шанс. Не «Второй шанс» Монаха, а просто один-единственный шанс спасти людей. Это сейчас главное. Основное. Единственное.
Удар по спине едва не сбрасывает задумавшегося Ника с брони. Тягач резко останавливается, качнувшись вперед. Сжав автомат, Ник рывков перекидывается на нос машины и сталкивается с Халом.
– Филатов!
– орет Хал и машет рукой вперед.
Там, на опушке небольшого леска, скорее даже рощицы, окружающей кварталы бурых многоэтажек, выстроенных к Универсиаде тринадцатого года, действительно стоит человек в плаще, с вилами в руках и рюкзаком за плечами. У него красное, мокрое лицо. Он машет рукой, привлекая к себе внимание. Рыкнув, двигатель тягача умолкает. Камил спрыгивает с брони и бежит по густой траве к Филатову.
– У нас мало времени!
– издали предупреждает Ник.
– Что случилось? Откуда вы вообще здесь взялись?
– Я… - Филатов тяжело дышит, со свистом втягивая ртом воздух. Обычная выдержка изменяет ему, он взволнован.
– Я очень торопился… Фу-ух… Извините… Мне надо вам сказать…
Ник подходит ближе. Камил усаживается поодаль, не сводя внимательных глаз с Филатова. Эн, Бабай, Хал - все уже здесь. Юсупов и Цапко стоят возле тягача.
– Ну, Филатов!
– подбадривает человека в плаще Бабай.
– Не томите, нам и вправду некогда.
– Вы ведь… Вы идете в червоточину, да?
– не то спрашивает, не то утверждает Филатов.
– Так вот…
– Погодите, - качает головой Бабай.
– Что еще за червоточина?
– Область с измененными…. Искаженными… - Филатов никак не может восстановить дыхание и от этого злится.
– Не перебивайте меня!
– вдруг кричит он, втыкает вилы в землю и садится, привалившись спиной к ближайшему морщинистому стволу.
– Это очень важно… Очень… На второй день после… после пробуждения я был здесь… Фу-ух… Дайте воды, моя вся вышла.
Хал кидает Филатову бутылку. Запрокинув голову, тот пьет - струйки стекают по щетинистому подбородку, по морщинистой шее.
Напившись, Филатов закручивает синюю крышечку, не глядя ставит бутылку в траву, проводит ладонью по лицу, виновато улыбается.
– Ох, такие марш-броски уже не для меня. Так вот - на второй день я осматривал территорию вокруг Академии тенниса. И встретил человека… Он был одет в такой серебристый костюм… Знаете, видели, наверное, в кино - их носят в лабораториях, где необходимо поддерживать режим стерильности. Человек был стар, очень стар - даже белки глаз у него пожелтели, причем мне показалось, что старение его организма произошло очень быстро. Он еле стоял на ногах и почти ничего не слышал, оглох. Мне кажется, он был немцем, по крайней мере, говорил он по-немецки. Я почти не знаю этого языка, а он не понимал по-русски. Поэтому общались мы на таком пиджинг-инглиш… Фу-ух, я еще попью, извините.