Мартин Хайдеггер - Карл Ясперс. Переписка, 1920-1963
Шрифт:
Папка с надписью "Ясперс" на моем рабочем столе все "толстеет".
А в остальном — одиноко.
По правде говоря, мы вправе считать, что философия, не имея авторитета, находится в превосходной ситуации, ведь теперь необходимо бороться за нее незаметно, например такой вот лекцией о трактате Шеллинга, что само по себе кажется чудаковатым. Но порой все же становится ясно, что произошло и чего нам не хватает: истинного знания, что нам чего-то не хватает.
Лучшее доказательство тому, что у Вас все хорошо, — Ваш новый труд. Желаю Вам всего, что нужно для следующего шага.
С самыми дружескими чувствами,
Ваш
Мартин Хайдеггер. [320]
[123] Карл Ясперс — Мартину Хайдеггеру [321]
Гейдельберг, 16.5.36
Дорогой Хайдеггер!
Только что получил Ваше письмо с бесценными подарками. Рад получить от Вас весточку. А особенно меня радует, что Вы так энергично заняты своим делом. С нетерпением жду знакомства
[320]
После войны Хайдеггер рассказывал своему сыну Герману, что на это письмо от 16 мая 1936 г. он так и не получил ответа. Поэтому он и не писал больше Ясперсу, а только посылал ему свои публикации. Странным образом набросок письма Ясперса помечен тем же числом: 16 мая 1936 г.
[321]
Сохранилось в архиве Ясперса только в черновом варианте, однако без пометки "не отправлено".
Ваше отношение к философии этой эпохи, наверное, совпадает с моим; те, кого Вы высоко цените — Ницше, Гёльдерлин, — сближают нас. Надеюсь, Вы поймете и простите, что тем не ме-
нее я молчу. Душа моя онемела, ибо в этом мире я остаюсь не с философией "без авторитета", как Вы пишете о себе, а делаюсь… но я не нахожу слова. Однако в безмолвном творчестве, пока оно нам даровано, мы можем найти себя [322] .
С удовольствием прочитал о Ваших римских впечатлениях. Как замечательно — в таком возрасте впервые увидеть Рим и средиземноморский ландшафт! Удивительные вещи Вы рассказываете о характере своего восприятия, безучастного и все-таки усваивающего; роль памяти становится *сак бы творческой. Мне кажется, я не чужд этого феномена, только основная черта в моем случае другая. Я предаюсь мгновению с ненасытным энтузиазмом. Поэтому в своей беззащитности я, наверно, совершаю больше глупостей и меньше работаю, нежели Вы. Правда, затем и для меня память становится источником философствования, вечно оживляющей основой и масштабом, а само философствование — в значительной мере благодарностью.
[322]
В черновике письма есть вычеркнутый фрагмент: "Чтобы все-таки немного сказать о себе: физически я живу на пределе; малейшие напряжения — даже поездки — выводят мое тело из строя. В настоящее время я вполне в форме. Год назад с июля по октябрь, а также в по-следующие недели до самого Рождества я часто болел: озноб, кровотечения, — но все опять обошлось. Характер работы над Ницше позволяет заниматься ею в постели, так что каникулы не были потеряны".
Рукопись Ницше, которую я с удовольствием еще раз получил из Ваших рук, несколько дней назад была прислана мне из Веймара. На семинаре [323] я тут же показал ее студентам и разъяснил. Это раннее знание, уже в постановке вопроса предвосхищающее всё, это благородство и всеобъемлющая серьезность бе-руг за душу. Да, вот таким должен быть немецкий студент!
С сердечным приветом,
Ваш
К.Я.
1942–1949
[323]
В летнем семестре 1936 г. Ясперс вел семинар по Ницше.
[124] Карл Ясперс — Мартину Хайдеггеру [324]
Гейдельберг, 12 октября 1942 г.
Дорогой Хайдеггер!
Я чувствую смущение, желая не только поблагодарить Вас за статью о Платоне* и за Вашу интерпретацию Гёльдерлина*26, но и ответить Вам. Я уж и не знаю толком, кому должен писать, ведь без малого 10лет мы не разговаривали друг с другом, в 1936 году в ответ на моего "Ницше " Вы дружески подтвердили получение книги [321] и присовокупили еще одну фразу, касающуюся Вас лично, важную, однако без (хрытого вопроса, и сформулированную не так, чтобы в той ситуации имел возможность по поводу ее высказаться. Потомяничего от Вас не слышал — ни касательно моей личной судьбы начиная с 1937'г. т, ни касательно двух посланных Вам в 1937 и 1938 гг. книг?29, отчего я могу теперь лишь предполагать, что они попали в Ваши руки. От Вас пришли только две эти работы, безусловно детища Вашего ума, но написанные языком, который я не вполне понимаю, вероятно, потому, что мне неизвестен общий контекст Ваших нынешних размышлений^.
[324]
В архиве Ясперса сохранилось в черновом варианте с пометкой "не отправлено".
[321]
Сохранилось в архиве Ясперса только в черновом варианте, однако без пометки "не отправлено".
Все
То, что Вы пишете относительно учения Платона об истине, находит во мне отклик, ибо Вы, как столь часто в Вашем раннем философствовании, пытаетесь пробиться к истоку. Ваш ответ \.
на собственный вопрос, по-моему, менее значим, нежели сам факт постановки вопроса и то принципиальное требование, какое вы выдвигаете. И хотя ни "Гёльдерлин", ни "Платон" незатраеива-ютвомнетоео "настроя", исходя из которого я понимаю эти тексты, я тем не менее восхищаюсь Вашим необычайным даром нашу-
пывать философское там, где никто другой его, похоже, не замечает. Быть может, все дело в моей неспособности, потому-то Ваши рассуждения по содержанию представляются мне слабее самого замысла. Мне кажется, первый шаг выводит Вас на верный уровень, однако дальнейший ход не схватывает возможную сущность, ему недостает метода, чье место занимает скорее порядок изложения, форма выражения, внешняя целостность. Я говорю в позитивном, собственно, одобрительном рмысле, но, как ни смотри, это всего лишь замена подлинного метода. Когда я следую за Вами в частностях, то прихожу в замешательство. Например, уже в самом начале: "невысказанное" у философа, на которое я себя "трачу" [332] , — верно, я читаю эти слова, полностью с ними соглашаясь, глубинные воспоминания оживают во мне; однако затем: "мочь в будущем знать " [333] — это действует на меня как внезапное затемнение вот только что открытого пространства, ибо то "невысказанное", которое я впоследствии смогу знать, как раз никогда и не является тем, на что я себя "трачу", а тем, на что я на-правляю свою работоспособность, но не себя самого. В результате: "поворот в определении сущности истины " [334] хотя и кажется мне проблемой чрезвычайно важной и поставленной Вами по праву, но в той форме, какую Вы ей здесь придаете, исторически неправдоподобной. Тут я и замечаю, что, пожалуй, не могу судить о том, чего Вы на самом деле хотите.
[332]
Ср.: HeideggerM., Platons Lehre von der Wahiiieit, a. a. O., S. 96: "«Учение» мыслителя есть то, что в сказанном им осталось невысказано, то, чему подвергается человек, чтобы ради этого себя растрачивать".
[333]
Ibid.: "Чтобы познать и впредь быть в состоянии знать не высказанное мыслителем, каково бы оно ни было, мы должны размышлять о том, что им сказано".
[334]
Ibid.: "То, что остается невысказано, есть поворот в определении сущности истины".
Объяснение, видимо, в том, что я пока не понимаю истину как несокрытость в таком смысле, какой подразумеваете Вы. То, что Вы намечаете в последних шести строках?35, я хотел бы видеть в более подробном изложении. Если уж ограниченный объем публикации, вынуждает к краткости, то для меня эти строки были бы неизмеримо важнее, нежели интерпретация Платона, которая по-
пятна опять-таки лишь на этой основе. Вот почему все в целом производит на меня впечатление постоянного напряжения без разрядки и обещания, которое в итоге не оправдывает надежд. Я бы даже сказал, что после чтения чувствую себя обманутым, ибо речь все время шла о несокрытости, но так и не было сказано, что же это, собственно, такое. Поначалу казалось, что все опирается на смысл греческого слова, о котором я вычитал у Зодена™, однако в конце концов об этом не сообщается ничего, кроме обещаний на будущее, на мой взгляд пустых. Таким образом, я вынужден при-знать недостаточность моего понимания, что не мешает мне оценить Вашу тщательность и осмотрительность, искусство интерпретации и серьезность обоснований.
С сердечным приветом из далекого прошлого
[125] Карл Ясперс — Мартину Хайдеггеру**1
Гейдельберг, 1.3.1948 г. Профессор Ясперс
Гейдельберг/Плёк, 66 [штемпель]
Дорогой Хайдеггер!
То, что я Вам сегодня пишу, вызвано нынешней ситуацией перед переселением в Базель™, но основано на давнем желании после столькихлет сказать Вам хотя бы несколько слов. Я не мог взять на себя инициативу, коль скоро у Вас она исчезла, и я совершенно не
знал, с кем буду говорить. Этого я и сегодня не знаю, однако, мне кажется, молчания достаточно.
Когда в 1945 году миновала опасность национал-социалистской цензуры, я ждал от Вас письма, которое объяснило бы мне непонятное. Поскольку начиная с 1933 года Вы, не сказав ни слова, перестали встречаться со мной, а потом и писать™, я надеялся, что Вы воспользуетесь возможностью и откровенно объяснитесь.
Но произошло нечто иное. В конце 1945 года комиссия Фрайбургского университета™, ссылаясь на Ваше собственное пожелание, запросила меня о Вас. После некоторых колебаний я счел, что отказать нельзя, и ответил"1. Адресата я уполномочил, если Вы пожелаете, ознакомить Вас со всеми практически важными пассажами. На всякий случай прилагаю копию того письма. Содержание его я и сейчас считаю правильным.