Мартовские колокола
Шрифт:
— Вот так оно повсюду у нас! — горячо говорил Володя Лопаткин, провожая взглядом измордованного работягу. — Пока чистенькая публика, все эти господа со своими содержанками развлекаются под музыку — простой народ получает пинки и побои и идёт в итоге заливать горе в кабак! Вы–то должны понимать меня, мой друг Виктор!
Виктор кивнул. Он, кончено, понимал студента — как и то, что подобный оборванец, рискнувший выползти в поддатом виде на лёд любого из коммерческих катков Москвы 2014–го года, пожалуй, не отделался бы парой оплеух и разбитым носом. Впрочем, Лопаткину об этом знать, пожалуй, не стоит. Единственный из студентов–народовольцев, кто
Иначе было нельзя — сам чёрт не мог бы предсказать, где очнётся Володя от кокаинового дурмана и что наплетёт в очередном припадке революционного энтузиазма — и, главное, перед кем он будет произносить эти речи. Дрон уже не раз заявлял, что Лопаткина проще пристукнуть, а тело припрятать в самом надёжном месте — в подземной канализации, чем возиться с ним, как дурень с писаной торбой, всё время боясь, что он выболтает что–то не то. Однако у Геннадия были на Володю Лопаткина свои планы; Виктор о них знал и был совершенно согласен с лидером Бригады Прямого Действия. Другое дело — что необходимость опекать кокаиниста и революционера Лопаткина с каждым днём вызывала у него всё большее отвращение…
— …как можно смотреть на это спокойно? — бормотал разгорячённый Володя. — И как можно мириться с такими чудовищными несправедливостями? Когда народ голодает и мучается во тьме бесправия!..
«Что–то он сегодня разошёлся, — обеспокоенно подумал Виктор. — Как бы не кинулся на кого, прямо сейчас… может, зря я ребят с собой не взял? А то придётся мне крутить милого друга Володеньку в одиночку…»
— Я вас понимаю, друг мой, и, поверьте, совершенно одобряю всё то, что вы говорите. — поддакнул он, аккуратно беря студента Лопаткина под локоть. — Но вам, голубчик, надо проявлять осторожность. Вы слишком уж опрометчиво даёте выход вашему гневу — праведному и святому, разумеется, но способному привлечь к нам внимание сатрапов…
Лопаткин повернулся к собеседнику и в упор уставился на него. Глаза у него были глубоко запавшие и красные, в крошечных ниточках лопнувших капилляров. Студент непрерывно облизывал губы — но они всё равно были сухими, обмётанными и красными лишь по уголкам, опущенным вниз и нервически дергавшимся.
«Как вампир, — отрешённо отметил Виктор. — Сейчас кинется. Блин, а я, как назло, чеснок забыл…»
— Я только и слышу от вас — «осторожность», «сдержанность», «ожидание!» А я так не могу, понимаете, не могу!» Каждый раз, когда я вижу, как кто–нибудь из этих негодяев проезжает по улице, я готов броситься под колёса их карет — просто так, без бомбы, чтобы хоть на секунду задержать их, помещать пить кровь из моего многострадального народа!
«Кто бы говорил… — подумал молодой человек. — Впрочем, да, Вовочка употребляет иные сильнодействующие средства. Хотя — против крови тоже ничего не имеет, правда в ином виде. Вот и хорошо — мы
— Ну почему же без бомбы? — мягко ответил Виктор, стараясь не выпустить локтя Володи из пальцев. Держать приходилось крепко — рука студента дёргалась, даже сквозь толстое сукно шинели Виктор, кажется, ощущал сжигавший того жар. «Уж не простудился ли? — мелькнуло в голове. — вот уж не вовремя.. всего–то месяц остался….»
— Почему же без бомбы? — повторил Виктор. Вы, Володя, и сами в этой области отменный специалист, насколько мы успели узнать. А мы вам всячески поможем. Вы же знаете, каковы наши… ваши возможности теперь, когда на нашей стороне — вся мощь человечества, победившего в будущем всякую несвободу и угнетения?
— Да, да! — лихорадочно зашептал Лопаткин. — Да, ваши технические приспособления.. они великолепны! Если бы у наших было бы нечто подобное, то победа уже состоялась бы! И я не понимаю, Виктор, почему вы с Геннадием не хотите….
— Победа — это не только технические устройства, мой друг. — назидательно произнёс Виктор. — Это еще и тактика борьбы, умение применять эти самые средства. И, главное — решимость, дорогой мой, решимость!
— Это вы мне говорите о решимости? Мне? — Лопаткин яростно вскинул голову. — Виктор, но это, в конце концов, нелепо — вы же знаете, что я… нет, ушам своим не верю — вы МЕНЯ упрекаете в недостатке решимости, в то время как сами все время…. Вот, право же, злая ирония!
И студент сухо рассмеялся, далеко откидывая голову. Острый кадык заходил на шее, натянулись какие–то жилы…
«И смеётся он как–то не по человечески. — машинально отметил Виктор. — Нет, точно упырь…»
Смех сменился булькающим кашлем. Лопаткин судорожно нашарил на груди свисающий конец шарфа — грязного, скрученного в неопрятный жгут, — и уткнулся в него ртом. Кашель стал суше, но Владимир согнулся чуть ли не вдвое. Тощую спину под шинелью сотрясали приступы кашля.
«Как похудел–то… пришло в голову Виктору. — …может и правда, чахотка? Заставить, что ли, показаться врачу, или таблеток каких дать? А то скиснет в самый ответственный момент…»
Но вслух он сказал совсем другое:
— Вы не так меня поняли, Володя. Никто из нас не подвергает сомнению вашу решимость пойти на смерть ради революции. Вы ведь готовы на это, не так ли?
— Готов? — лихорадочно зашептал Лопаткин? — Готов? — Да я только об этом.. я спать не могу… — и он снова зашёлся в страшном приступе кашля.
— Вашему другу дурно, господин студент? Может быть, вы нуждаетесь в помощи?
Виктор обернулся. Перед ним стояла парочка — франтоватый господин лет около сорока, в котелке и пальто со смушковым воротником и совсем ещё юная барышня — дочь? любовница? невеста? — кокетливо прячущая ладошки в крошечную муфту. Под мышкой господин держал свёрток, а его спутница с беспокойством смотрела на заходящегося в кашле Лопаткина.
«Тоже на каток пришли. — автоматически подумал молодой человек. — вон, у кавалера коньки…
— Нет–нет, спасибо, я сам справлюсь. — ответил он господину в котелке. — Вот, сейчас мой друг немного посидит на скамейке, а потом возьму извозчика, и мы поедем.
— Но ему явно очень плохо — продолжал настаивать франт. — Я — приват–доцент по кафедре медицины. Поверьте мне, у вашего товарища очень нехороший кашель…
— Спасибо, спасибо, господин приват–доцент, — бормотал Виктор, увлекая исходящего кашлем Лопаткина в сторону от фонарей, к выходу с бульвара. — Спасибо, мы уж как–нибудь сами…