Марья
Шрифт:
Научился своему ремеслу Иван у отца. Тот тоже нанимался в окрестностях на работу и часто брал с собой сына. "Будешь, Вань, хорошо работать, говорил отец, - не пропадешь. А барин у нас второй опосля Бога идет. Кормилец!" Барин у Ивана действительно был человеком душевным и так же, как и отцу, обещал ему откупную вольную. Отцу она не досталась, ибо однажды в лесу задрал его кабан, но Иван за нее держался твердо.
Когда Иван пришел в село, он сразу же приметил одну девушку, которую видел мельком. Она несла коромысло, и волосы ее почему-то не были собраны в косу. Иван невольно позавидовал
– Поп.
– Аиньки?
– поп безжалостно давил капусту.
– Через три дома от твово девка живет...
– А-а!!
– почему-то обрадовался поп, - ты тоже!
– Что тоже ?
– не понял Иван.
– Тоже влюбилси. Любовь, - поп выдержал паузу, - яки понос: приходит нежданно!
– Он шутил плоско и точно, как сковородником по голове.
– Марией еи окрестили. Марька. Всех с ума посводила, порождение сатаны и святаго духа! Красавица, яки с иконы выпрыгнула!
– Поп выпил еще.
– Токмо, Иоанн, жених у нея есмь - Иаков. Аминь глаголю: не вожделей не поведет, куда не хочешь...
И поп опустил веки на свои честные, осоловевшие глаза...
– Ну че, нагулялся?
– встретила меня бабушка.
– Ты зря с Захаром самогонку пьешь. Он ее у Вассы покупает, а эта ведьма ее через дурманящую траву гонит. Дурачком стать можешь.
Я покопался в своей комнате и нашел портрет, нарисованный мною три года назад. Меня передернуло, когда я взглянул на него. Сходство портрета и девушки из могилы было поразительно. Необыкновеннее всего были глаза, они глядели из самого листа бумаги. Веки наполнялись влагой, и таинственная сила портрета умоляла меня о чем-то.
Вложив рисунок в карман, я отправился на реку. Плеск воды всегда успокаивал мои нервы и помогал сосредоточиться. Рядом паслись коровы, и пастух дядя Вася остерегал их от разброда кнутом и матерными словами.
Я знал, что о бабе Вассе ходили по селу недобрые слухи. В церковь она не ездила, и я слышал, что когда-то ее здорово поколотили соседские женщины за то, что она вступила в спор с попом о каких-то тонкостях религии. Ее в селе называли ведьмой, но, когда хвори сильно прижимали односельчан, они приходили к ней за настоями из лечебных трав. Чем жила баба Васса? одной ей известно. Огород был давно запущен, и лишь мизерная пенсия давала возможность для скудного существования. Зимой, чтобы не замерзнуть, дрова она воровала у магазина. Об этом все знали, но никто не попрекал, так как это жизненно необходимо. Баба Васса была самой старой в колхозе. Никто не знал, сколько ей лет, но в том, что больше ста, не сомневались. И еще надо сказать, что баба Васса пила.
По субботам она выходила на лавочку во дворе и, улыбаясь, смотрела на прохожих. Это был ее знак: не выйду в субботу во двор - значит, умерла. Я не сомневался, что если кто и откроет мне тайну заброшенного погоста, то только она, баба Васса.
Вечером Иван пошел в березовую рощу. Там собирались на гулянье молодые. Парни стояли у старой сломленной ветром березы, о чем-то горячо спорили
Иван знал, что парней ему не обойти. Не положено.
– ЗдорОво, что ли!
– приветствовал их Иван.
Девки наперебой что-то защебетали в его адрес.
– Кто таков?
– спросил Ивана широкоплечий парень.
– У попа работаю. Я из ОвИнищей.
– Девок пришел щупать?
– Да, чешется.
– Ишь каков!
– широкоплечий оглядел Ивана с ног до головы.
– Хошь девок чесать ставь четверть. Иначе побьем.
– Завтра поп заплотит - будет четверть, - Иван показал жестом - "все в порядке".
– А каво выбрать-то хошь?
– спросил низкорослый кудрявый парень.
– Вон ту, - Иван показал на Марью, - посередке.
Парни переглянулись.
– Ишь куда хватил!
– широкоплечий подошел к Ивану.
– Эта девка не продается. Вразумел? Невеста она.
– Ты, что ль, жених-то?
– Жених в городе. А мы пока ее сторожим. Не трожь ее. Убью.
– Четверть - за мной, - сказал Иван и пошел к девкам.
Девки замолчали и, сдерживая смех, смотрели на подходящего к ним Ивана. Он им положительно нравился.
– ЗдорОво, бабоньки!
– ЗдорОво, дедонька!
– Бог в помощь. А где Он не поможет, там я постараюсь.
– "Постараешься"!
– захихикала дородная баба.
– Семечки, что ли, лузгать?
– Не только.
Марья, чуть склонив голову набок, не моргая, смотрела на Ивана. Впервые она увидела его на реке, издали, и поняла, что с ней что-то произошло что-то новое, непонятное, ноющее. По ночам Марья пыталась восстановить в памяти черты его лица, но ей это не удавалось. Теперь она с интересом рассматривала каждую мелочь, каждую морщинку на его загорелой коже.
Иван поймал взгляд Марьи. Она смутилась и суетливо перекинула косу изза спины на грудь.
– Выбирай, не унималась дородная баба. Скажем меня. Смотри, какая закваска!
– она ударила себя по ляжкам.
– Будешь кататься, как сыр в масле!
– Как червь в проруби, - усмехнулся Иван и сказал Марье: - Отойдем в сторонку. Мне надо сказать тебе пару слов. Наедине.
Девки как-то сразу стали серьезными. Парни издали наблюдали за этой сценой, недобро наблюдали.
Марья встала и пошла за Иваном. Как было не пойти? Как потом жить после этого?
– жить и жалеть, что пропустила что-то нужное и желанное. Главное.
– Во дура!
– сказала одна из девок, когда Марья отошла.
– Че будет, девки! Че будет-то!
... Иван взял Марью за плечи. Она отпихнулась:
– Пусти!
– Ни за что!
– Иван прижал Марью к березе.
– Околдовала ты меня... Осинка...
– он горячо дышал ей в лицо.
– Стебелек молочный... Сок березовый...
– Я закричу.
– Не закричишь...
– Иван целовал ее шею, щеки, губы, глаза, шею, щеки...
Крепкая, тяжелая ладонь легла на плечо Ивана и оторвала его от Марьи. Он почувствовал тупой металлический удар, и багровая звезда ослепила его. "Шестиконечная, - успел отметить Иван.
– Церковная".