Марья
Шрифт:
Ее взгляд был отрешенным.
– Марья, прости меня, прости меня, - Иван часто и неразборчиво целовал ее в лицо, - прости меня...
Зачем ты так сделал?
– услышал он у самого уха.
"Как пес возвращается на блевотину свою, так глупый повторяет глупость свою", - вспомнил Иван библейскую притчу, часто повторяемую его отцом. И еще: "Храни себя от зла, и не постыдишься за душу твою".
– Зачем ты так сделал?
– повторила Марья.
– Марья...
– ком в горле мешал говорить. Голос оказался сдавленным и неожиданно высоким.
Иван
– Марья. Я не хотел... Я не думал...
– Найти нужные слова было нелегко.
– Прости, прости меня, пожалуйста. Прости...
В селе прокричал первый петух. На поверхности воды бился ночной мотылек, вскоре ставший добычей голавля. Время шло своим чередом и не замечало двоих, которых в эту ночь избрала судьба.
– Вань, ты весь мокрый. Захвораешь.
– Пустяки. Надо только выжать одежду.
– Иван заметно стучал зубами. Пойдем в заброшенный сарай? В нем кто-то сушит сено. Там тепло.
– Пойдем, - просто согласилась Марья.
Она шла впереди, держа в руке подаренную ей кувшинку. Следом шел Иван и о чем-то напряженно думал.
– Марья.
– Че?
– Тебя кто-нибудь обманывал?
– Нет... А зачем?
– Зачем?
– переспросил Иван. Этот вопрос сбил его с толку.
– Ну, не знаю...
– Как-то нерешительно, опустив голову, он подошел к Марье.
– Ты не обиделась, что я вечером насильно целовал тебя?
Марья пожала плечами:
– Я видала, как моих подружек целовали. Они, кажись, не обижались...
– А тебя до сего никто не целовал?
– Нет.
– А жених твой?.. Как его?.. Яков?
– Нет.
– Ты его любишь?
– Я?.. Не знаю. Тятя хотит, чтоб мы обвенчались.
– А ты хошь?
– Не знаю.
– А я знаю. Знаю, что как только увидал тебя, сразу же...
– Иван замолчал.
Марья глядела на него, и глаза ее молили: "Продолжай, продолжай".
– Марья, коли щас пропоет петух, ты будешь моей женой.
Петух пропел...
... Стояла безветренная ночь, и полная луна пялилась на землю. Я вышел к погосту и сразу же увидел парня, стоявшего у церкви. Почему-то в тот же миг понял я, что это Иван, - видимо, из-за крови, которая залила все его лицо.
Было как-то особенно душно, хотя и пахло сыростью. Парень поманил меня рукой, и я, огибая могильные холмики, пошагал к нему. Но он вдруг повернулся и пошел прочь, не подавая вида, что меня звал.
Я бросился за ним, как вдруг кто-то окликнул меня, и за спиной послышались неторопливые шаги. Но, обернувшись, никого не увидел я.
– Федор!
– не было сомнений, что это он, - где ты?
Тишина. Только стая огромных крыс пробежала у ног моих. Вскоре снова меня окликнули, и пьяный хохот раздался невдалеке.
Бешенство овладело мной, и я бросился на звук, но не заметил, что на пути моем находилась разрытая могила Марьи. Споткнувшись, полетел я вниз и... проснулся.
Я перевел дыхание. Уже несколько ночей донимали меня кошмары, отличавшиеся
Минули три дня после разговора с бабой Вассой.
С самого утра одолевала меня тревога; и предчувствие, что со мной произойдет что-то в этот день, точнее ночь, не давало покоя.
По скрипящему полу я вышел на мост, выпил воды. Самочувствие было прескверное, что-то угнетало меня. Положительно ничего не хотелось делать, в том числе и бездельничать.
Я открыл холодильник и извлек запотевшую бутылку водки. Конечно, с самого утра - и к рюмке - дело непристойное, но я тем не менее выпил, даже не закусывая.
В желудке приятно потеплело. А между тем день разгорался, солнце поднималось. Я выпил еще и отправился на реку.
На берегу, поджав босые грязные ноги, сидел мужик и ловил рыбу. В селе его звали Мишей Тарзаном. Почему именно Тарзаном?
– не знаю. Было ему около пятидесяти. Домашним хозяйством он не занимался, как, впрочем, и его жена. Днем они ловили рыбу, а вечером пили горькую, на следующий день утром пили горькую, а днем ловили рыбу. Видимо, однообразие труда и избыток фосфора и спирта вызывали у них желание вернуться в лоно первозданной природы, где обитали их далекие предки и где называться Тарзаном было бы даже почетно...
– ЗдорОво, Миш, - я подсел рядом.
– Здоров.
– Клюет?
– Плохо... Слыхал, Сашка Смирнов щуку на пятнадцать кэгэ поймал?
– Ну!
– Сеткой.
Рядом, гудя довольно басовито, пролетел жук.
– Смотри!
– сказал я шепотом, показывая на поплавок.
– Миш, у тебя клюет.
– Вижу.
– Подсекай!.. Пора уже!.. Упустишь!..
Миша подсек, но было поздно хитрая рыбешка успела сожрать наживку и безнаказанно уплыть.
Непокрытую голову напекало, и я собрался уходить.
– Ладно, Миш, пойду я.
– Андрей...
– он смотрел на меня глазами побитого пса.
– Опохмели. Помираю...
(Через год Мишу Тарзана найдут холодного около реки. На его мертвом лице будет выражено недоумение от факта собственной кончины. Мишина жена после его похорон пролежит три дня без движения в своей постели, а на четвертый - отдаст кому-то душу.)
... Уборка ржи закончилась, и председатель разрешил продажу спиртного. У магазина прямо на земле сидели пьяные мужики и гоготали, развлекал их Юра Суслов. Когда мы с Мишей подошли, он цитировал из "Повести временных лет":
– "... и виде ту люди сущая, како есть обычай им, и како ся мыют и хвощутся..."
– Как-как?!
– ржали мужики.
– "... И облеются квасом уснияном, и возмут на ся прутье младое, и бьют ся сами, и того ся добьют, едва слезут ле живи..."
Один из мужиков никак не мог унять смех - просто захлебывался. Наконец ему удалось выдавить давно просившуюся фразу:
– Тебя, Юр, послушаешь - будто литр браги оттянешь!
Раззадоренный, Юра вскочил на ноги и, приплясывая козлом, заорал: