Маски Черного Арлекина
Шрифт:
Над замком повисла тишина – лишь дождь стучал по черепице крыш, плитам дворов и дозорных путей на стенах. Казалось, Умбрельштад решил отправиться на покой мокрым осенним вечером и просто заснул.
– Благодарю за помощь, – повторил Магнус Сероглаз, после чего повернулся спиной к лодочнику и пошагал к стене.
– Эх, молодые, – проскрипел Никерин и спешно погреб веслом прочь, стараясь поскорее убраться от Умбрельштада как можно дальше.
То, что в скором времени должно было здесь произойти – он почему-то чувствовал это всей своей прожженной душой, – не предвещало никому, кто окажется поблизости, ничего
Когда он в последний раз обернулся, то не смог различить своего временного спутника – тот уже скрылся в дожде и ночи.
Старик не прекращал грести, и фонарь на шесте его лодки все отдалялся от Умбрельштада, пока его слабый свет совсем не исчез из глаз.
Тем временем Магнус был уже внутри стен. Стучаться в главные ворота он не собирался: ожидать, что его гостеприимно примут в родном замке, не приходилось – выручило, как обычно, темное искусство. Растворившись во мраке, некромант через какой-то миг оказался уже на верхнем дворе, перед входом в донжон Цитадели. Как и следовало предполагать, эти двери были также наглухо закрыты.
Сероглаз поднял голову и глянул вверх. Там, на многие-многие футы над землей и остальным замком, возвышалась тонкая, как спица, круглая башня с остроконечной конусообразной крышей. Вот она, его цель – верхушка этой башни, тонущая в низких черных тучах. Ее можно было разглядеть лишь благодаря отблескам молний, разрывающихся неподалеку, – дождь перерос в ливень, а тот, в свою очередь, – в сильную грозу. Причем ударила буря так неожиданно и с такой силой, что темный маг поймал себя на мысли: уж не встречают ли его здесь подобным образом?
Наконец, решившись, Магнус резко развел руки в стороны, его плащ пошел волнами, а следом за ним и все его тело. Утратив четкие очертания, фигура некроманта расплылась, превратилась в черную тучу и исчезла. Такая же туча спустя всего лишь миг оказалась уже за запертой и не ждущей гостей дверью.
Пустая галерея была темна, но в дальнем ее конце, как раз у лестницы, что вела в башню Черного Патриарха, на ступенях сидел человек. Не нужно было зажигать факелы, чтобы почувствовать его присутствие, и не нужно было всматриваться в лицо, чтобы узнать его.
– Ты что-то давно не заглядывал к нам в гости, Черный Арлекин, – прорычал человек у лестницы, выплевывая каждое слово, как самую смешную на всем свете шутку. Эхо его голоса разлетелось по галерее, как по огромной трубе.
Гостю было отчего-то совсем невесело. Сероглаз со свистом выхватил меч из ножен.
– Ха-ха! – раздался неприятный смех, более походящий на утробное звериное ворчание. – Неужто ты собрался убить своего верного соратника? Своего брата, Магнус?
– Всегда мечтал перерезать тебе глотку, монстр, – прошипел Сероглаз, шагнув вперед.
Он был готов к этой встрече и мысленно даже поблагодарил Хранна за то, что провидение настроило его собеседника на разговоры, а не на стремительную и неожиданную атаку. Это давало превосходный шанс выиграть время, оценить обстановку и приготовиться к неизбежной схватке.
– Монстр? – По плитам пола со звоном покатилась пустая винная бутылка – с ее помощью человек у лестницы, похоже, скрашивал скуку. – Все мы монстры. Каждый в своем образе. Внутри каждого сидит плотоядный зверь.
Магнус сделал еще шаг, взяв в левую руку меч на изготовку, при этом пальцы правой начали стремительно
– Я даю тебе последнюю возможность уйти, Черный Арлекин! Ты не пройдешь дальше!
Некромант, прибывший этой грозовой ночью в Умбрельштад, не собирался отступать. Он добрался сюда с единственной целью – обрести свободу и утерянную любовь, разом исправив ошибки всей своей жизни. Глупо было полагать, что сейчас он отступит.
Полгалереи уже осталось за спиной, а его противник все не спешил атаковать. Ему бы всласть поговорить – всегда таким был: все шутки шутками, причем злые и плоские, над которыми никому и в голову не приходило смеяться. Что ж, это его и погубит...
– Ты знаешь, брат, что когда-то я был вынужден носить маску...
«Ну вот, еще одна печальная история жизни», – не замедляя шага, скривился Сероглаз. Черный клубок в его руке будто бы начал истекать п'oтом, смола закапала на вымощенный черно-белыми шахматными плитами пол галереи. С каждым подобным прикосновением от шипящей и пузырящейся жидкости в камне прогорали дыры. Колдовское пламя плавило воздух вокруг себя, но ладонь некроманта оставалась ледяной.
– Ну, все, – прошипел Магнус, резко швыряя черную сферу в основание лестницы, туда, где еще миг назад звучал мерзкий голос.
Во все стороны посыпались искры, смертоносное пламя столкнулось с камнем, в бессильной ярости плавя ступени, – обладателю звериного голоса удалось каким-то невероятным образом ускользнуть. И хоть лестница перед Сероглазом оказалась совершенно пустой, манящей и буквально зовущей: «Иди вперед, смелее!» – некромант остался стоять на месте. Магнус обернулся, выглядывая противника в темноте галереи и отходящих от нее ответвлений – этого монстра нельзя было оставлять за спиной, и путь дальше он сможет продолжить лишь в том случае, если бездыханное тело твари останется лежать в этом коридоре.
– Эй, Ревелиан! – крикнул Магнус во тьму. – Ты где? Хотел поболтать? Так давай же!
Не прошло и секунды, как со стороны главного входа раздался голос:
– Ну, сразу бы так!
В тот же миг загорелось несколько десятков факелов, воткнутых в скобы на стенах по обе стороны главного прохода, осветив галерею и вырвав из тьмы того, кто в ней прятался. Неожиданное по своей мерзости и отвратительности зрелище заставило некроманта отшатнуться. Примерно в тридцати ярдах от Сероглаза, вонзив когти четырех лап в каменный потолок, вниз головой висело огромное существо. Ярко-рыжая шерсть выглядела гладкой, как шелк, и была очень длинной – она свисала примерно на два фута. Могучие конечности твари могли бы принадлежать медведю, если бы не были поджарыми и жилистыми, нехарактерными для бурого ворчуна. Великолепно развитые рельефные мышцы, казалось, могли позволить этому существу с легкостью перепрыгнуть крепостную стену. Морда напоминала волчью, но ширине оскаленной в ухмылке пасти и остроте футовых клыков мог бы позавидовать любой волк. Лишь взгляд изумрудных глаз был человеческим, наделенным разумом – он был чудовищно знаком.