Мастер снов

Ромм Михаил Наумович

3

В салоне неуютно и неловко, Как сигаретный дым, плыла печаль. Вот начались поля без остановки, Беседа натыкалась на верёвку Повешенного и смолкала. Даль И взгляд влекла, и длилась, и томила, И на ресницах повисала сном; Жизнь продолжалась с неуёмной силой, Переживать не в силах ни о чём… Но умер он, и мучило теперь, Что видима невидимая дверь.

4

Невидимая

дверь не заперта, Как рот, распахнутый улыбкой странной; Перед тобой зияет чернота, Где слышен звук фальшивого органа. И этой процедуры простота, И гул огня далёкий, неустанный… Сквозь время проведённая черта… Как сон дурной, что до рассвета гложет И наяву преследует опять, Тебя воспоминание тревожит, Но, к счастью, мы умеем забывать, И эту дверь как будто закрывать.

5

Чудесно жить в сияющем, огромном, Абсурдном мире, полном красоты: Жить гением и нытиком бездомным, Преступником и жертвой глухоты, Жить дураком, бездарностью и жмотом; Порою, соблазняясь без причины Самоубийства тщетною мечтой, Развратничать и злиться до икоты, Заболевать то гриппом, то ангиной, Чтоб грязной и забывчивой зимой Вдруг умереть от скисшего компота, И этим сильно поразить кого-то.

6

Цвет гроба. Музыка. Цветы. Автобус. Где хоронить, и куплен ли венок? Блины, салями, как у прочих чтобы… Как будто бы ему не всё равно! Но в день один вмещаются все зимы, И все шумы в чуть слышный снега скрип. Сменяется картинок пантомима: Метро, деревья, улицы изгиб. Укутываясь в ночь неуловимо, Снег посинел, и под случайным взглядом Ожил слепой фонарь, стоящий рядом.

7

И вслед за ним по улице по всей Затеплились и нехотя зажглись… Так встретил, возвращаясь, Алексей, Привычный свет привычных фонарей И площади заснеженную жизнь. В сугробе, задевая край куста, Прожектор освещает дом культуры, С избытком колоннады и скульптуры. И был бы вовсе храм, но без креста, Да небо, вознесённое над ним, Невольно его делает смешным.

8

А между тем был день, был день, Огромный класс художественной школы, Где сладко спит на гипсах светотень; И первый шаг на первую ступень По лестнице, испуганно-веселый. Окно открыто, тихий голос чей-то, Какой-то умной книги пересказ, А за стеною музыкальный класс, И свист неутомимимо юной флейты Влетает к нам, где на рисунках свет, И подоконник солнышком согрет.

9

Да, умер, но ещё как будто близко, Как будто где-то рядом… Бедный дядя… Был день. Они стояли перед списком Зачисленных, ища, тревожно глядя… Почти отец… И проверял тетради… И Пикассо не понял. Что ж? Фрагмент? Обычного существованья малость, Одна из миллионов кинолент, Которая лишь в памяти осталась? И память гаснет. Грустно пьют абсент «Любители абсента». Эка жалость!

10

А в памяти война. И стук колес, И ужас радио, и беспризорный ветер, Что нес в Москву, и соль голодных слёз… Мальчишка одногодков перерос И уважения к себе добился этим. Раскроен суетящийся вокзальчик, Где выбор направлений безразличен. Тут, чтоб не воровать, еврейский мальчик Делил по справедливости добычу. Всё улеглось. Жизнь в колею вступила… Молчишь о чём-то, но ведь это было…

11

Но я о школе начал говорить. Теперь, когда до взрослого я вырос, Я мог бы, как и многое, забыть То место, где моей дороги нить И Алексея воедино слились. Куда ходили мы по вечерам, В неделю по три раза, рисовать, Но слишком счастлив, видно, был я там, И на моей душе лежит печать Тех давних разговоров и веселья, И бесконечно я обязан сам Бумаге, умерщвлённой акварелью.

12

Воспоминания мои, как пыль, Сверкающая в солнечном луче… Рембрандт, библиотека, и не ты ль Автопортрет рисуешь при свече? Нескладный май, цепляясь за углы, Идёт по комнате и бредит о Платоне, И говорить торопится — услышь… Взмахнёт рукой и что-нибудь уронит. И кажется, что он один из нас, Ворвался сквозь окно, чтоб тоже спорить; Тот гениальный май, сумевший нас С действительностью навсегда поссорить.

13

А к вечеру прозрачная луна, Как ломтик сыра, тоненький и ломкий, Была значенья тайного полна, Когда ты шел по тротуара кромке, Цветение вдыхая — юный бог… В те дни… «..когда в садах лицея Я беззаботно процветал…» — и мог, «Для выясненья личности» скорее, Чем кто-нибудь, в милицию попасть. И был я не умнее Алексея, И думал, улыбаясь: «Сам я власть».

14