Мастер убийств
Шрифт:
— Мы палестинцы, — сказал Юсеф. — И арабский — наш родной язык.
— А мне плевать! Я-то по-арабски не говорю. И чувствую себя некомфортно, поскольку не понимаю, о чем вы болтаете. Так что извольте объясняться на понятном мне языке, а не то я выпрыгну из машины!
— Я просто сказал ему, чтобы он ехал потише.
На самом деле Юсеф попросил водителя глянуть, нет ли за ними слежки.
На заднем сиденье между Юсефом и Жаклин лежал небольшой чемодан. Юсеф отвез Жаклин к ней на квартиру и помог собрать вещи.
— Только самое необходимое, — сказал он. — Если понадобится
Он наблюдал за тем, как она паковалась, исследуя взглядом каждую вещь, которую она укладывала в чемодан.
— Какую одежду брать? — с сарказмом в голосе осведомилась Жаклин. — Для теплого климата или для холодного? Мы направляемся в Норвегию или, может, в Новую Зеландию? В Швецию или в Швейцарию? И еще: как мне предстоит одеваться? Для приемов или для прогулок по сельской местности?
Она закурила. Юсеф тоже достал сигареты и протянул руку за ее зажигалкой. Она отдала ему зажигалку и проследила за тем, как он прикуривал. Он уже хотел было вернуть ей зажигалку, как вдруг что-то в ней привлекло его внимание. Он поднес ее к глазам и, поворачивая из стороны в сторону, стал ее рассматривать.
Жаклин затаила дыхание.
— Отличная вещь, — сказал Юсеф, после чего прочитал выгравированную на боковой грани надпись: «Доминик с любовью на добрую память».
— Откуда у тебя эта зажигалка?
— Она у меня уже, наверное, лет сто.
— Изволь ответить на мой вопрос.
— Эту вещь мне подарил мужчина. Кстати сказать, этот человек никогда не заставлял меня путешествовать с незнакомцами.
— Должно быть, это очень добрый парень. Но почему я не видел у тебя эту зажигалку прежде?
— Ты много чего не видел. Но какое это имеет значение?
— Как какое? Может, я ревную!
— Взгляни на дату, идиот.
— "Июнь тысяча девятьсот девяносто пятого года", — прочитал Юсеф. — Скажи, этот человек сейчас что-нибудь для тебя значит?
— Если бы значил, я бы сегодня с тобой не разговаривала.
— Когда ты в последний раз его видела?
— В июне девяносто пятого. Когда он вручил мне эту вещицу «с любовью на добрую память».
— Вероятно, он играл большую роль в твоей жизни. В противном случае ты вряд ли бы стала хранить его зажигалку.
— Эта не его зажигалка, а моя. И я храню ее, потому что она красивая и отлично работает.
Габриель прав, подумала Жаклин. Юсеф что-то подозревает. А это означает, что ей, скорее всего, из этой переделки живой не выйти. Возможно, Юсеф прикончит ее сегодня же вечером.
Она выглянула в окно «тойоты», задаваясь вопросом, уж не явится ли Кромвель-роуд последней улицей, которую ей доведется в этой жизни увидеть. Надо было ей все-таки написать прощальное письмо матери и оставить в сейфе своего банка. Интересно, подумала она, что скажет Шамрон по поводу ее смерти матери? Сообщит ли, что она работала на службу? Или предложит другое объяснение? Или предпочтет, чтобы мать узнала о ее смерти из прессы? Она на мгновение представила себе строчки из газетной передовицы. «Жаклин Делакруа, марсельская школьница, которой удалось подняться к вершинам европейского модельного бизнеса, но чья карьера
Юсеф вернул зажигалку. Она взяла ее и положила в сумку. Установившееся в комнате молчание с каждой секундой становилось все более зловещим. Ей хотелось, чтобы он заговорил снова, сказал хоть что-нибудь. Когда он говорил, она чувствовала себя в относительной безопасности, пусть даже это была иллюзия.
— Ты не ответил на мой вопрос, — сказала она.
— Который? Ты сегодня задавала так много вопросов...
— Мы увидимся с тобой, когда все это кончится?
— Это целиком и полностью зависит от тебя.
— Мне кажется, тебе не хочется отвечать на этот вопрос.
— Я всегда отвечал на твои вопросы.
— Неужели? Если бы ты с самого начала рассказал мне о себе всю правду, сомневаюсь, чтобы я дала согласие на эту авантюру и сидела сейчас здесь с чемоданом, готовясь отправиться в путешествие с совершенно незнакомым мне человеком.
— Я был вынужден держать некоторые вещи от тебя в тайне. Ну а ты, Доминик? Разве у тебя нет от меня секретов? Разве ты сказала о себе всю правду?
— Все самое важное о себе я рассказала.
— Очень обтекаемый ответ. И очень удобный. Ты говоришь мне это всякий раз, когда хочешь избежать дальнейших расспросов.
— Между прочим, то, что я тебе говорила, — правда. И ответь, в конце концов, на мой вопрос. Мы с тобой еще увидимся?
— Очень на это надеюсь.
— Ты полон дерьма, Юсеф!
— А ты, по-моему, переутомилась. Закрой глаза, отдохни немного.
Она положила голову на подголовник сиденья.
— Куда мы сейчас едем?
— В одно безопасное место.
— Ты мне уже об этом говорил. Но где оно — это место?
— Когда приедем, увидишь.
— Но скажи на милость, зачем нам куда-то ехать, тем более в какое-то безопасное место? Чем плоха твоя квартира? Или моя?
— Квартира, на которую мы едем, принадлежит моему другу. Она находится рядом с аэропортом Хитроу.
— А этот твой друг там будет?
— Нет.
— А ты останешься там со мной на ночь?
— Конечно. А утром полечу с тобой в Париж.
— А после этого?
— После того, как ты встретишься с палестинским лидером, о котором я тебе говорил, начнется ваше совместное путешествие. Между прочим, я был бы очень не прочь оказаться на твоем месте. Сопровождать такого выдающегося человека в его странствиях — большая честь. Ты даже не представляешь, Доминик, как тебе повезло.