Мастер убийств
Шрифт:
Дауд эль-Хоурани поддерживал добрые отношения с евреями, которые осели на окружавших его деревню землях. Когда у еврейских поселенцев пересох колодец, Дауд послал своих людей помочь им выкопать новый. А когда несколько крестьян из его деревни заболели малярией, еврейские поселенцы помогли соседям-арабам осушить находившееся поблизости болото. В скором времени Дауд выучился говорить на иврите. И после того, как одна из его дочерей влюбилась в юношу из еврейского поселения, Дауд дал согласие на этот брак.
Потом началась война, а вслед за ней разразилась Катастрофа. Люди из клана эль-Хоурани вместе с большинством населявших Верхнюю Галилею арабов перешли ливанскую границу и обосновались в лагере беженцев неподалеку от Сидона. Лагерь имел такую же примерно организационную структуру, что и деревенское поселение в Верхней Галилее, и поэтому Дауд эль-Хоурани сохранил положение старейшины и уважаемого человека, хотя лишился и земель и скота. Теперь он жил не в большом белом доме, а в жалкой палатке, где летом было нестерпимо жарко, а зимой, когда поднимался ветер и начинались проливные дожди, сыро и холодно. Вечерами мужчины выходили из палаток, рассаживались вокруг костров и вели бесконечные разговоры, вспоминая Палестину. Дауд эль-Хоурани заверял своих земляков, что их существование в лагере беженцев долго не продлится и что уже не за горами день, когда армии арабских государств, объединившись, сбросят евреев в море.
Но армии арабских государств так и не объединились и попыток сбросить евреев в море не предпринимали. За эти годы жалкие палатки в лагере беженцев в Сидоне окончательно истлели и были заменены не менее жалкими хижинами с открытыми сточными канавами. Шло время, и Дауд эль-Хоурани постепенно стал терять авторитет среди земляков. Он призывал своих людей к терпению, но их терпение так никогда и не было вознаграждено. Более того, с годами бедствия палестинцев, казалось, только множились.
В первые, самые ужасные годы в лагере в семействе эль-Хоурани произошло только одно радостное событие: жена Дауда, которая, казалось, уже вышла из детородного возраста, неожиданно забеременела. Случилось так, что через пять лет после того, как клан эль-Хоурани покинул Верхнюю Галилею, она родила сына, которого отец семейства нарек Тариком.
Различные ветви клана эль-Хоурани были разбросаны на большой территории. Некоторые представители этого клана обитали в Сирии, другие — в лагерях беженцев в Иордании, а наиболее удачливые, в том числе брат Дауда, осели в Каире. Через несколько лет после рождения Тарика брат Дауда эль-Хоурани умер. Дауд решил съездить на похороны брата и отправился в Бейрут, где получил визу и разрешение на выезд. Так как он был палестинцем, паспорта у него не имелось. Как только он прилетел в Каир, офицер египетской пограничной службы заявил, что документы у него оформлены неправильно, и предложил отправляться восвояси. Он возвратился в Бейрут, но там чиновник по делам иммиграции отказал ему в праве на въезд в Ливан. В результате Дауда заперли без воды и пищи в комнате для перемещенных лиц при аэропорте.
Через несколько часов в этой же комнате поместили собаку, которая прилетела в Бейрут без какого-либо сопровождения из Лондона. Прибывшие с рейсом документы на это животное, как прежде и документы Тарика, показались ливанским чиновникам сомнительными. Однако часом позже в комнате для перемещенных лиц появился старший чиновник ливанской таможенной службы и увел собаку с собой. Как позже выяснилось, эта собака в виде особой милости получила-таки разрешение на въезд в Ливан.
Где-то через неделю Дауду эль-Хоурани было наконец позволено покинуть здание аэропорта и вернуться в Сидон. В вечер возвращения, когда мужчины в лагере расселись, по обыкновению, вокруг костров, Дауд поведал своим сыновьям о пережитых им испытаниях.
— Я призывал наших людей к терпению, говорил, что граждане других арабских стран скоро придут им на помощь, но прошло уже много лет, а наши земляки-палестинцы по-прежнему находятся в этом лагере. При этом арабы из других арабских стран обращаются с нами хуже, чем евреи. Ливанцы, к примеру, даже к собакам относятся лучше, чем к палестинцам. И я говорю вам, дети мои: время терпения прошло. Настало время борьбы.
Тарик был еще слишком мал, чтобы бороться с врагами палестинского народа, но возраст Махмуда приближался к двадцати годам, и он готов был взять в руки оружие и выступить против израильтян. В ту же ночь он примкнул к федаинам. Тогда Тарик в последний раз видел его живым.
Аэропорт Шарль де Голль. Париж
Юсеф взял Жаклин за руку и повел по заполненному людьми терминалу. Она чувствовала себя не лучшим образом. Спала мало и плохо, а перед рассветом проснулась в холодном поту от привидевшегося ей ночного кошмара. Ей приснилось, что Габриель застрелил Юсефа в тот момент, когда последний занимался с ней любовью. В ушах у нее звенело, а перед глазами мелькали черные точки.
Они миновали транзитный зал, прошли проверку в «зоне безопасности» и оказались в зале ожидания. Здесь Юсеф оставил руку Жаклин в покое, поцеловал ее в щеку, после чего приблизил губы к ее уху и заговорил. Жаклин подумала, что он говорит с ней в той же примерно манере, что и Габриель во время их последней встречи в галерее. Тогда его голос звучал мягко и проникновенно, как если бы она была ребенком, а он читал ей на ночь сказку.
— Ты будешь ждать нашего друга в этом кафе. Закажешь чашку кофе и развернешь газету, которую я положил в боковой карман твоей сумки. Ты не должна выходить из кафе ни при каких условиях. Если не возникнет непредвиденных проблем, наш друг обязательно к тебе подойдет. Но если он не появится в течение часа, то...
— То я сяду на ближайший самолет до Лондона, а по возвращении ни в коем случае не буду пытаться вступить с тобой в контакт, — сказала Жаклин, закончив за него фразу. — Не беспокойся, я отлично помню все твои наставления.
Юсеф снова ее поцеловал — на этот раз в другую щеку.
— У тебя память, как у секретного агента, Доминик.
— Это у меня от матери.
— Помни, тебе нечего бояться ни этого человека, ни зарубежных чиновников. Ведь ты не делаешь ничего дурного. Просто путешествуешь в свое удовольствие. Кстати, наш друг — человек добрый и умный, и я уверен, что общение с ним доставит тебе удовольствие. Ну а теперь позволь пожелать тебе счастливого пути. Когда ты вернешься в Лондон, мы обязательно встретимся.
Он поцеловал ее в лоб, после чего слегка подтолкнул по направлению к кафе, как если бы она была плававшей в пруду игрушечной лодочкой. Она сделала несколько шагов в указанном направлении, обернулась, чтобы в последний раз взглянуть на палестинца, но он уже растворился в толпе.
Это был маленький аэровокзальный ресторанчик, часть металлических столиков которого была расставлена в зале ожидания для создания иллюзии уличного парижского кафе.
Жаклин уселась за один из таких столиков и попросила официанта принести ей кофе с молоком. В следующее мгновение она неожиданно озаботилась своей внешностью, испытав абсурдное желание произвести при первой встрече максимально благоприятное впечатление на человека, с которым ей предстояло отправиться в путь. Между тем на лице у нее не было никакой косметики, волосы же она просто стянула на затылке в узел. Назвать ее костюм излишне впечатляющим также было нельзя, так как она носила будничные черные джинсы и пепельного оттенка кашемировый свитер. Когда официант принес ей кофе, она взяла с блюдечка металлическую ложечку и, глянув в ее полированную поверхность, к большому своему неудовольствию, обнаружила, что глаза у нее покраснели и слегка припухли.