Мастера русского стихотворного перевода. Том 1

Пушкин Александр Сергеевич

Иоганн Вольфганг Гете

47. Надежда

Молюсь споспешнице Надежде: Присутствуй при трудах моих! Не дай мне утомиться прежде, Пока я не окончу их! Так! верю я, что оправдится Твой утешительный глагол: Терпенье лишь — труд наградится; Безветвенный отсадок гол Даст некогда плоды и листьем осенится. 1812

Фридрих Шиллер

48. Жалобы девушки

Небо пасмурно, дубровушка шумит, Красна девица на бережку сидит, Раздробляется у ног ее волна, Но сидит и, слезно глядя в мрак, она Жалобнешенько возговорит: «Сердце вещее, ты замерло! весь свет Опустел — уже мне лестного в нем нет. Мать пречистая! к себе меня возьми, Я отведала блаженства на земли, Я любила на веку своем». Тут провещится ей голос от небес: «Полно сетовать и плакать. Током слез Друга милого тебе не оживить; Но что может твое сердце усладить После радостей потерянных, Попроси, я ниспошлю тебе с небес!» — «Ах! оставь мне гореванье. Током слез Друга милого хотя не оживить, Только жалобой мне сердце усладить После радостей потерянных!» 1811

49. Изречения Конфуция

1. Пространству

мера троякая: В долготу бесконечно простирается, В ширину беспредельно разливается, В глубину оно бездонно опускается. Подражай сей мере в делах твоих. Достигнуть ли хочешь исполнения, Беспрестанно вперед, вперед стремись; Хочешь видеть все мира явления, Расширяй над ними ум свой, — и обымешь их; Хочешь постигнуть существо вещей, Проницай в глубину, — и исследуешь. Постоянством только цель достигается, Полнота лишь доводит до ясности, И в кладезе глубоком живет истина. 2. Трояко течение времени: Наступает медлительно грядущее, Как стрела пролетает настоящее И стоит неподвижно прошедшее. Не ускоришь никаким нетерпением Ленивый шаг грядущего; Не остановишь ни страхом, ни сомнением Быстрый полет настоящего; Когда же станет прошедшее, Ни раскаяньем уже, ни заклятием Его с места не подвигнешь, не прогонишь ты. Если хочешь счастливым и мудрым быть, Соглашай, о смертный! дела свои С трояким течением времени: С медлительногрядущим советуйся, Но ему не вверяй исполнения; Ни быстропроходящему другом будь, Ни вечноостающемуся недругом. 1812

Из богемских народных песен

50. Чехиня

Родила меня Моя матушка, Родила меня В красный вешний день, В красный вешний день В зеленoм саду, В зеленoм саду Между розами, Между розами Полноцветными. И сама она Говорила так: «Если б знала я, Мое дитятко, Что ты будешь чех Верный, доблестный, — Обвила бы я Тебя розами, Тебя розами Благовонными». (Грянул гром тогда!) «Если б знала я, Мало дитятко, Что ты будешь чех Малодушный, злой, — Обвила б тебя Жестким тростием И в колючий терн Тебя бросила б!» 1821

Из сербских народных песен

51. Смерть любовников

Девушка с юношей крепко любились. Одной водой они умывались, Одним полотенцем утирались, И никто не знал о том всё лето. На другое лето все узнали; Отец, мать им знаться запретили, Девушку с юношей разлучили. Добрый молодец звезде поручает Сказать от него душе-девице: «Умри, драгая, поздно в субботу, А я за тобою рано в воскресенье». Что сказали, оба исполняют: Умерла девица поздно в субботу, Умер добрый молодец рано в воскресенье. Друг подле друга их схоронили, Руки в земле им соединили, В руки им дали по яблоку зелену. Протекло за тем малое время — Выросла над молодцом зеленая сосна, Вырос над девушкой куст алой розы. Вьется куст розовый около сосны, Как вокруг пучка цветов ниточка шелку. <1825>

52. Свадебный поезд

Сестра звала на солнышко брата: «Выйдем, братец, на солнышко ярко; Солнца яркого теплом насладимся И дивной красоты наглядимся, Как едут разубраны сваты! Счастлив дом, к которому пристанут! В чьем-то доме их ожидают? Чья-то мать их будет дарити? Чей-то брат им вина подносити? Чьей сестре-то меж ими быти?» Брат сестре отвечал с улыбкой: «Будь же, сестрица, веселенька! В нашем доме их ожидают, Наша мать их будет дарити, Я им буду вина подносити, Тебе невестой меж ими быти». <1825>

53. Яня Мизиница

Послушайте повести чудной! Дочерей у матери девять, Десятою беременна ходит; Бога молит, чтоб мальчик родился. А когда ее время приспело, Родила мать десятую дочку. Спрашивал кум на крестинах, Какое дать крестнице имя? С досадою мать отвечала: «Яня имя ей, побери ее дьявол!» Растет Яня тонка и высока, Лицом бела и румяна, И была уже на выданьи девица. Пошла с ведрами по воду однажды; Ей идти сквозь зеленую дубраву. Из дубравы вдруг кликнула Вила: «Ой, слышишь ли, прекрасная Яня! Брось в траву-мураву свои ведра, Ступай ко мне в зеленую дубраву; Твоя мать нам тебя подарила У кума на руках еще малeньку». То услышала мизиница Яня, В мураву свои бросила ведра И сама ушла в лес дремучий. Бежит за нею мать престарела: «Воротись домой, мизиница Яня!» Но от Яни грозный ответ был: «Удалися, мать, отпадшая от бога, Когда ты меня сюда отдала в дар У кума на руках еще малeньку!» <1827>

54. Жалобная песня благородной Асан-Агиницы

Что белеется у рощи у зеленыя? Снег ли то или белые лебеди? Кабы снег, он скоро растаял бы; Кабы лебеди были, улетели бы прочь. Не снег то, не белые лебеди, А белеется шатер Асан-Аги, Где он лежит тяжко раненный. Его мать и сестра посещали там; Молода жена прийти постыдилася. Когда легче ему стало от тяжких ран, Он послал сказать молодой жене: «Не жди меня больше в дому моем, Ни в дому, ни во всем роду-племени!» Вняла жена таковы слова; Стоит, цепенея от горести; Вдруг конский топот заслышала: Взметалась жена Асан-Аги, Чтоб с башни из окна ей низринуться. Бегут к ней две милые дочери: «Постой, не мечися, матушка, То едет не отец Асан-Ага, Едет дядя Пинторович Бег». Успокоилась тогда Агиница, Обнимает брата с горькой жалобой: «Ах, братец, какое посрамление мне! Выгоняют меня от пятерых детей!» Промолчал, ничего не промолвил Бег, Только, вынув из сумы из шелковыя, Подает ей грамоту разводную, Чтоб в материн дом возвратилася, За другого замуж выходила бы. Когда прочла жена грамоту, С детьми она распрощалася, Целует в чело сыновей двоих, Дочерей в ланиты румяные, А с маленьким сынком в колыбели, с тем Не могла расстаться. Брат отвел ее Насильно. Посадил на коня с собой, И отвез сестру в дом родительский. Мало время пробыла она на родине, Мало время, всего и недели нет. Жена добрая она, рода доброго, Посватались к ней со всех сторон, И сам Кадий великий Имошский. Только стала она брата упрашивать: «Коли любишь меня, братец, прошу тебя, Не моги меня ни за кого отдать, Чтоб

сердце не расторглося злой тоской, Когда увижу сирот своих». Но брат не уважил мольбы ее, За Имошского отдал ее Кадия. Тут просила она брата пред свадьбою К жениху послать письмо в таковых словах: «Молодая желает тебе здравствовать И умильно просит тебя грамотой, Как приедешь за нею с поезжанами, Ты привез бы покрывало ей — завеситься На дороге, мимо двора Аги, Чтоб не видела она сирот своих». Получивши Кадий ту грамоту, Собирает сватов и поезд свадебный, К двору едет с ними к невестину. Счастливо туда они прибыли И отправились с невестой в обратный путь. Когда ехали мимо двора Аги, Из окна ее увидели две дочери, Два сына вышли навстречу к ней: «Зайди к нам, милая матушка, — Говорили ей, — сядь с нами поужинать!» Слыша речи те, Асан-Агиница Старейшине сватов взмолилася: «Будь по богу мне братом, старейшина! Вели остановиться здесь поезду — Мне подарочки раздать сиротам моим». Коней остановили супротив двора, Раздала детям подарки хорошие: Сыновьям двоим сапожки, шиты золотом, Дочерям по куску сукна некроена, А маленькому сыну колыбельному Посылает одеяльце шелковое. Глядел удалый Асан-Ага, Отозвал детей назад к себе: «Подите ко мне, сироты мои, Мать безжалостна к вам, с сердцем каменным!» Когда то услышала Агиница, Лицом белым о сыру землю ударилась, И тогда же, от безмерный жалости, На детей взирая, предала свой дух. <1827>

М. В. Милонов

Фридрих Шиллер

55. Мать-убийца

Слышишь? бьет ужасный час! Укрепитесь, силы! Вместе к смерти! ищут нас Бросить в ров могилы! Всё исчезло: божий свет И небес отрада, Для меня вас боле нет — Я добыча ада! Ах, прости и светлый день, Взоров услажденье, Сладострастна ночи тень — Чувств обвороженье! Блеск отрадный ваш погас, О мечты златые! Быстро скрылись вы от глаз, Радости земные! Я, в убранстве юных лет, Веселясь красою, Улыбалась здесь, как цвет На заре весною! Днесь во гроб осуждена — И покров кончины Бледный лик, где смерть видна, Скрыл до половины! Лейте слезы надо мной, О подруги милы, Вы, кому даны с красой И душевны силы! У жестокого в руках, В радости беспечной, В милых яд пила устах — И погибла вечно! Может быть, теперь с другой, О, изменник лютый, Как встречаю я с тоской Смертные минуты, Пьет он радость и любовь, Скорбь забыв и страхи… А моя здесь брызнет кровь Высоко от плахи!.. Эдвин, Эдвин, за тобой Пусть сей глас печальный Всюду следует, сей вой, Страшный, погребальный!.. Пусть всегда в твоем уме Смерть Луизы бедной И призрaк ее во тьме Пред тобою бледный! Вероломный! страсти жар — Ни цветуща младость, И залог любви — сей дар, Львов и тигров радость… Всё отвергнул! — на земли Скорбь со мной оставив, Ты летишь один вдали, Паруса расправив! А младенец? горький плод! Ах, почто явился? В полном образе красот Лик твой обновился; Сердце матери мечтой Сладкой оживилось; Вдруг отчаянье с тоской В нем соединилось. «Где отец мой? — вопросил Он ужасным взором,— Где супруг твой?» — он грозил Мне немым укором. О невинность! горе нам! Он навек с другою, Глух к стенаньям и мольбам, Вечный стыд с тобою! Ах, и матерь!.. грозный ад — Там ее обитель! Страшен милый твой мне взгляд, Муки возвеститель! Каждый смех твой на устах — Есть мое страданье, Каждый вопль твой — сердца страх И души терзанье! Ад навек уже со мной! Прочь твои лобзанья! Вопли фурий — голос твой — Слышу их воззванье; Здесь, спешите, — вот оне! Адский сонм явился! Их огонь вспылал во мне… И кинжал вонзился! Эдвин, Эдвин! за тобой Тень сия летает; Хладной пусть своей рукой Грудь твою ласкает! Пусть ее последний взгляд Ты повсюду встретишь; Взоры страшны; с ними в ряд Тень мою приметишь! Здесь, смотри, у ног упал, Весь облитый кровью, Будто к матери припал С детскою любовью! Слышу грозный глас судей: В сердце глас боязни; Здесь, готова! смерть, скорей! Муки лютой казни! Эдвин! милостив творец — И небесна сила Казнь смягчает злых сердец: Я тебя простила. Всё исчезнет! клятв обет, Поцелуев сладость — Лютый пламень всё пожрет; Уж горит — о радость! Ах, не льститесь красотой, Девы непорочны! Красота — губитель мой И удел непрочный! Путь ко плахе мне скорей! Час ударил, мститель! Мать — убийца: не бледней, Казни исполнитель! <1813>

Шарль-Юбер Мильвуа

56. Падение листьев. Элегия

Рассыпан осени рукою, Лежал поблекший лист кустов; Зимы предтеча, страх с тоскою Умолкших прогонял певцов; Места сии опустошенны Страдалец юный проходил; Их вид во дни его блаженны Очам его приятен был. «Твое, о роща, опустенье Мне предвещает жребий мой, И каждого листа в паденье Я вижу смерть перед собой! О Эпидавра прорицатель! Ужасный твой мне внятен глас: „Долин отцветших созерцатель, Ты здесь уже в последний раз! Твоя весна скорей промчится, Чем пожелтеет лист в полях И с стебля сельный цвет свалится“ — И гроб отверст в моих очах! Осенни ветры восшумели И дышат хладом средь полей, Как призрак легкий улетели Златые дни весны моей! Вались, валися, лист мгновенный, И скорбной матери моей Мой завтра гроб уединенный Сокрой от слезных ты очей! Когда ж к нему, с тоской, с слезами И с распущенными придет Вокруг лилейных плеч власами Моих подруга юных лет, В безмолвьи осени угрюмом, Как станет помрачаться день, Тогда буди ты с легким шумом Мою утешенную тень!» Сказал — и в путь свой устремился, Назад уже не приходил; Последний с древа лист сронился, Последний час его пробил. Близ дуба юноши могила; Но, с скорбию в душе своей, Подруга к ней не приходила, Лишь пастырь, гость нагих полей, Порой вечерния зарницы, Гоня стада свои с лугов, Глубокий мир его гробницы Тревожит шорохом шагов. <1819>