Мать (CИ)

Волобуев Вадим

– Сколько?

– Двое. И был ещё третий... самый старший... давно.
– Лицо её на миг обострилось, обнаружив тяжёлые воспоминания, но тут же опять повеселело.
– Вот так!

– Я не съем ваших детей. Честное слово!

Людмила озорно посмотрела на него.

– Медленный танец закончился, Володя.

Гаев вздрогнул. По ушам опять колотили ударные.

Его охватила паника.

– Давайте встретимся хотя бы один раз, - умоляюще произнёс он.
– Не получится - значит, не получится.

Людмила молчала, снисходительно глядя на него.

– Вы дадите

мне телефон?
– в третий раз спросил Гаев.

– У Светланы спросите. Только не сейчас, - ответила Люда и направилась к столику.

Совершенно раздавленный, он поплёлся за ней. Плюхнулся на софу. Где-то рядом прозвучал голос Людмилы:

– Ну мне уже пора. Удачно вам развлечься!

– Уже уходишь?
– сказала Светлана.
– Погоди, провожу тебя. Володя, не скучай! Я быстро.

– До свидания, Володя!
– несмешливо произнесла Людмила.

Они упорхнули, а Гаев остался в одиночестве, обдумывая произошедшее. Его отшили, это ясно, хотя добыча, вроде, сама шла в руки. Ну и ладно. Отшили - и отшили, не впервой. Но почему этот факт так его задел? "Неужто запал на тётку?
– изумился он.
– С чего бы?".

– Ну что, обломали тебя?
– насмешливо спросила вернувшаяся Светлана.
– Ну не расстраивайся. Я дам тебе её номер.

– Дашь?
– очнулся Гаев.

– Конечно. Записывай.

Обратно они ехали молча. Гаев тлел как фитиль, сжигаемый надеждой и страхом, Светлана бесстрастно вела машину, ни разу не поглядев в его сторону.

Она высадила его возле станции метро "Смоленская". До закрытия оставался всего час.

– Коробки не забудь, - кивнула она в сторону заднего сиденья.

Гаев забрал коробки со своим шматьём.

– Ну пока!
– сказала она.

– Пока!

Светлана захлопнула дверь и дала по газам. Гаев был уверен, что больше её не увидит.

Я ощущаю, что задыхаюсь

Во внешне приятном пейзаже

Кажется мне, что я растворяюсь

Или что плавлюсь даже

Кажется, будто мысли и чувства

Мне присылают по почте

Кажется, что до безумия грустно

Длятся бессонные ночи

Тянутся дни. Чешуя ожиданья

Сыплется мне на плечи

Встреча... Но вот неизбежность прощанья

Скажем: "До новой встречи"

Снова вперед по заброшенным свалкам

Радостных самообманов

Век напролет ждать взгляда-подарка

Прятаться в гранях стаканов

Чувствовать схватку воли и долга

Рушить и ставить ограды

Тянется жизнь мучительно долго...

Так надо.

Больше всего его донимал вопрос, что делать с новой одеждой. Оставить себе или выбросить? Выбрасывать было жалко, но если оставить, маманя обязательно начала бы задавать вопросы. Гаев немного поколебался, но всё же, вернувшись домой, сунул купленный Светланой прикид в полиэтиленовый мешок и выкинул в мусоропровод. Пусть бомжи порадуются.

Глава пятая

Пасха в том году выпала на начало мая. По доброй русской традиции Гаев с маманей поехали

на кладбище проведать могилу отца.

Пока ехали, на мобильник пришло два предложения о кредите и одно сообщение о скидке. "Задолбали", - подумал Гаев, привычно удаляя их из памяти.

Вспомнился давешний разговор в магазине и собственное непомерное удивление, что кто-то, оказывается, воспринимает эти предложения не как посторонний шум, а как реальный способ встать на ноги.

"А как ты без кредита поднимешься?
– формулировал жизненные цели стриженый Артём.
– Я когда из армии, короче, вернусь, обязательно возьму кредит, заведу точку по продаже ванных аксессуаров. У меня контакт с чуваком есть. Он будет продукцию поставлять. Года за два долг отобью, буду расширяться. Вообще, хочу через пять лет купить Мерс. Машина - это же статус. У меня один кореш из института уже на своём Мерсе рассекает. Правда, подержанном - ему пятнадцать лет. Зато - свой. Я, наверно, тоже бэушный возьму. А лет через десять - новый".

"Ну, у меня планы поскромнее, - сказала Марина, румянясь.
– Нам в школе учитель по ОБЖ судьбу предсказывал. И мне сказал, что я буду в строительном бизнесе. И ведь угадал! Я вчера прошла собеседование на менеджера по закупкам в фирму по продаже сайдинга. Сказали, есть перспектива роста - до главного менеджера. Прикиньте? Буду расти".

Гаев слушал их и тихо офигевал. Все эти разговоры представлялись ему какими-то беседами инопланетян. Банки, бизнес, "буду расти". Неужели кому-то реально хочется стать главным менеджером? Не полететь в космос, не сочинить гениальную песню, а тупо сидеть в кресле и командовать другими. Вот это и есть предел мечтаний? "Мама, когда я вырасту, хочу работать главным менеджером". Это ж даже звучит абсурдно. А вот поди ж ты - стремятся и даже радуются.

По заковыристой аналогии вспомнилось, как маманя рассказывала про велюровый ковёр с оленями, висевший у бабки на стене: "Всю пенсию на него ухлопала, а сейчас и не нужен никому. На дачу пришлось отвезти. А ведь дефицит был! Всё переживала: "Хоронить будут и скажут: Райка себе даже на ковёр не нажила". А нынче и задаром никто не хочет брать. Кто ж знал!".

Никто не знал. Когда гикнулся Союз, а с ним - и социализм, Гаеву было двенадцать лет. Идеологически подкованный, он с ужасом ждал прихода капитализма. В то время он представлял себе капитализм так, как о нём рассказывали в школе и показывали по телевизору: безработица, эксплуатация, человек человеку - волк, и так далее. "Неужели и у нас так будет?", - со страхом думал он.

Реальность оказалась не так страшна, но тоже, в общем, несимпатична. На улицу его, к счастью, никто не выкинул, но и на взлёт он тоже не пошёл. Да и не хотелось даже. Сама мысль о полном рабочем дне ввергала его в панику. Воображению сразу рисовались одинаковые автоматы, что-то штампующие на конвейере, типа шагающих молотков из клипа "Пинк Флойд". Одинаковые люди в одинаковой стране... Сознание бежало от этой перспективы, как от орды монголо-татар.

День был ясный, но ветреный. Громко хлопали полотнища навесов, под которыми торговали цветами, свечами и прочей атрибутикой кладбищ.