Мать Сумерек
Шрифт:
— Сукин сын! — проорал Маатхас в совершенно неуправляемом состоянии и толкнул локтем женщину, чтобы отошла хотя бы на пару шагов.
Бану послушно отступила: делать сейчас что-то все равно бесполезно.
— Сукин сын! — заходясь, твердил Маатхас, нанося и получая удары.
Это затянулось на несколько минут.
— Са, — с нежностью в голосе позвала Бану, предпринимая последнюю попытку и заранее зная, что та обречена на провал. «Это ради тебя же» — мысленно отозвался Маатхас. Он уже покостерил на чем свет стоит мужчин, которые охраняли Бансабиру прежде. Он на
У Этера были разбиты губы, и явно грозило наплыть в скором времени несколько сочных гематом по всему телу. У Маатхаса начинал заплывать глаз.
— Стража! — Бану сделала единственное, что осталось. На её счастье, каким-то таинственным чудом у двери покоя оказался Раду. Увидев его, Бансабира облегченно выдохнула: уж этот разнимет.
И действительно, Раду, а вслед за ним и Шухран с Атамом, который присоединился к отряду танши уже на исходе Бойни, ввязались в разборку двух мужчин. Растащили по сторонам. Атам скрутил со спины Маатхаса, Шухран ограничивал действия тана спереди, готовый в любую минуту кинутся на помощь любому из товарищей. Раду, неодолимый и могучий, как судьба, мертвой хваткой вцепился в Этера: ладно Сагромах, тот может только накостылять Каамалу, на тану он в жизни не замахнется. А вот деверь у танши та еще сволочь.
— Тан Маатхас, ахтанат Каамал, — со всей строгостью позвала Бану, понизив голос. — Вы в своем уме?
Сагромах почувствовал в груди легкий укол совести, который, впрочем, быстро заглох под натиском сакральной убежденности в собственной правоте.
— Раду, — скомандовала танша. Тот натянулся, как тетива, готовый к спуску в любой момент. Наконец, он пригождается, как стоило бы!
— Слушаюсь, тану!
— Проводи танов на воздух и приведи в чувство.
— Не смей меня трогать! — мгновенно ощетинился Этер. — А я был прав, ты та еще шлюха, Бану.
— Ах ты! — не нашелся словами Маатхас, готовый уже сорваться в любую площадную брань.
— Можно я ему вдарю? — спросил и Раду.
— С кем ты наспала Гайера?! С Руссой? Со своим оруженосцем? Солдатская дрянь!
Бансабира побелела.
— У Гайера внимательные глаза твоего отца и тупой подбородок твоего брата, — шепнула танша, подходя к обидчику ближе. Раду напрягся больше, понимая, как безумит близость врага, и ожидая от Этера чего угодно. Тот тоже почувствовал, как сильнее разбухли и без того вздувшиеся, налитые мышцы на руках Раду, стесняя его, Каамала, движения. — Если ты настолько слеп и глуп, чтобы не видеть этого, одной Праматери известно, в какое дерьмо ты сведешь танаар, когда возглавишь его.
Этер понял намек безошибочно: на этот раз он действительно дернулся не к Маатхасу, а к Бану, но Раду не подвел, уперевшись в пол ногами. Каамал рвался отчаянно, рычал, разве что не бросая пену с губ, но Раду был Раду. Вновь обретая спокойствие, Бансабира оглядела гиганта с долей восхищения в глазах. Он и правда становится бесполезен вне боевых условий: гаснет, хиреет, начинает пить, шляться по бабам, делать сущую ерунду и говорить тоже, но в бою всегда преображается мгновенно. Вспоминая весь свой прошлый лагерь, собранный за годы Бойни Двенадцати Красок, Бансабира думала, что если кто и был дитем Шиады, избранником Матери Войны среди всех её людей, то именно Раду.
Маатхас повел плечами, скидывая руки Атама.
— Я сам выйду.
Уловив крайнюю степень его недовольства, Бану передумала.
— Останься.
Сагромах замер. Оглянулся на Бану, ощущая, как дико бьет кровь по ушам, и во взгляде мужчины танша не могла прочитать, понимает ли он хотя бы, кто перед ним стоит. Когда ярость захватывает Сагромаха, он становится воистину неуправляем и страшен.
— Я тебе все это вспомню, сучка, — вырываясь, хрипя, пообещал Этер. — Вот увидишь.
Раду больше не стал слушать: заломил руки Каамала окончательно, выбил ногой под колено, и навалился всем недюжим весом, усаживая Этера на колени. Что бы ни было, оскорблять Мать лагерей не позволено никому.
Шухран и Атам помогли Раду выволочь Этера.
— Похоже, просить его передать Яфуру мой поклон, бессмысленно, — выдохнула тану разочарованно в спину удалявшейся охраны. Сагромах стоял недвижно. Он по-прежнему был облачен в шелковую синюю безрукавку, и Бансабира видела, как подрагивали от напряжения загорелые, затянутые вдоль тела руки со сжатыми кулаками и вздувшимися венами.
— Са, — позвала Бансабира тише и ласковее, чем умела еще неделю назад, делая шаг навстречу. Все в груди объяло трепетом: кажется, первый раз за неё вступился мужчина.
— Тварь! — не своим голосом рыкнул тан и обернулся. — Гнусная тварь!
— Сагромах, — Бансабира застыла.
— Зачем ты позволила его увести?! — крикнул он на неё. — Я бы вышиб из него всю дурь и без помощи Раду! Или ты теперь всегда будешь встревать?!
— Сагромах, — жестче одернула Бансабира. Тон жениха совсем ей не нравился.
— Это не раздор двух танов, это спор двух мужчин, и не надо вмешивать в это охрану! Я обязан и, демоны и духи, я хочу защищать тебя и твои интересы!
— Тогда почему ты не сообразил, что если Яфур откажется от нашего союза, Гайеру в жизни не унаследовать Серебряный дом?!
— Да причем тут…
— При том, Сагромах. Мы уже обсуждали, зачем мне другие таны, — сказала размеренно и строго. — Или думаешь, что сможешь в одиночку заменить мне и Каамала, и Дайхатта, раз мешаешь достичь договоренности с обоими? — Бансабира посмотрела надменно.
Тан вздрогнул.
— Если бы один человек мог заменить мне мир, если бы в силах одного человека было помочь мне добиться желаемого, я бы никогда не рассталась с наставником, — холодно заключила тану. — Но я здесь, потому что мне нужны многие люди вокруг. И если тебя это не устраивает, ты волен поступать, как вздумается. В конце концов, мы еще не женаты, можешь передумать.
Сагромах вознегодовал.
Рассвирепел так, что кровь ударила в голову, навалилась на глазные яблоки, выдавливая. Все его существо источало угрозу, и, хотя Бану и держалась невозмутимо, в душе ей было не по себе.