Мать
Шрифт:
– Иди объясни внуку, что я женщина и у меня есть свои потребности! – Обычно я так не разговаривала с мамой, но мне так обидно ее непонимание, я даже немного повысила голос: – Он тебя не поймет. Ты не смеешь мне говорить, как я должна жить, потому что ты не знаешь, как это – жить моей жизнью.
Таков был мой ответ. Конечно, обидеть меня не было ее целью. Просто ей хотелось другой жизни для меня, но я свой выбор сделала. И если уж на то пошло, ни разу о своем выборе не пожалела. Было много горести, но пожалеть? Нет.
– Не надо злиться на меня, – она говорила спокойно, явно не хотела конфликта, – я вовсе не враг тебе.
– Извини, ты права, – я стала говорить немного примирительней, – просто я действительно устала и не хочу слушать упреки ни от
– У меня не было цели вывести тебя из себя. Давай просто закончим разговор.
К этой теме мы больше не возвращались никогда. Конечно, неоднозначные намеки она пыталась делать, но напрямую не действовала. Может, поняла, что я могу просто перестать с ней общаться. Несомненно, это далось бы мне с трудом, но на меня и так слишком много свалилось. Я могла бы просто не выдержать натиска даже горячо любимой мною мамы.
Я вернулась от соседки к своему сыну. Вспомнила наш разговор с мамой. Как я должна что-то объяснить мальчику, который не понимает? Он сидит и улыбается. Зубы коричневые от конфет, с подбородка капают слюни. Как объяснить? У меня не получилось даже отнять у него конфеты. Он ничего не знает о своих интересах, а тут мои. Нет, он существо, которое живет инстинктами. Туалет, сон, еда. Зато сейчас он улыбается. Смотрит на меня и улыбается.
Я села в кресло и уставилась в телевизор, совершенно не осознавая происходящего на экране. Вся погрузилась в свои мысли и переживания. А мое любимое чудовище, мое ужасное сокровище на четвереньках подполз ко мне и сел рядом. Кресло было совсем старым, набивка на сиденье совсем промялась, и я положила сверху диванную подушку. Особо удобней не стало, но все лучше, чем было. Если ребенок был спокоен, я вечерами сидела вязала перед телевизором. И ведь я совершенно беззаботно оставляла на столе рядом с креслом клубки со спицами. Тогда мне стало ясно, какая это была беспечность. Пришлось впредь быть более внимательной к вещам, которые в доступе у сына. Совершенно неосознанно он мог навредить мне и, что еще хуже, себе. Так каждый день жизнь преподносит мне какой-то новый урок и непременно повторит его, дабы проверить изученный материал.
Мы так и сидели какое-то время, занятые каждый своим делом. Он облизывал свои пальцы, измазанные в шоколаде, а я думала, чем отмыть кровавые пятна с ковра. С ковра, который в мои четырнадцать лет меня успокаивал, а после этого дня вызывал лишь чувство горечи и тревоги. Но мне не хочется жить своей жизнью, хватает лишь его улыбки. Она и есть моя жизнь. Улыбка моего сына, возможно, даже ценнее улыбки обычного ребенка. Он так редко улыбался, но эта улыбка была настоящей, искренней. Доставал ее откуда-то изнутри себя, значит, она самая подлинная.
Я положила руку на его голову и погладила.
– Ничего страшного, сынок. – Почувствовала, как в горле встал ком. – Мамина боль пройдет. Ты ни в чем не виноват.
Он молчит.
– У тебя так мало радостей в жизни, вон какое удовольствие конфеты тебе принесли. – Я убрала руку с головы и положила ему на плечо. – Прости меня за то, что отобрала их у тебя, мне не следовало этого делать.
Сын не обращал на меня внимания, но это было не важно. Эти слова я говорила больше для себя.
– Мне следует быть к тебе более внимательной. – Слезы уже лились из глаз. – Я обещаю, что стану лучшей матерью, чем сейчас.
Мне было искренне стыдно перед ним. Я взрослый и сознательный человек, и мне стоило подумать, прежде чем предпринимать какие-то действия. О его ощущении реальности я могу только догадываться. Как и о том, какую боль причинила ему, забрав этот пакет, полный удовольствия.
Двадцать лет – немалый срок, но мы прожили их. И теперь я освободилась. Я могу выбросить этот ковер, напоминающий о том ужасном дне. Мы с сыном нанесли друг другу травму: я ему эмоциональную, а он мне – физическую. Я выкину ковер и еще много вещей. На первый взгляд вещи как вещи. Для меня же это орудия пытки. Пытки воспоминанием. В каждом углу квартиры есть эти мины. Я подрываюсь на них каждый день. Переживая заново те события и мучения.
У людей всегда была привязанность к вещам. Мы храним салфетки с логотипом ресторана, где нам сделали предложение, или чистую, отглаженную пеленочку, в которую кутали своего новорожденного ребенка, или старую любимую кружку мамы, которая умерла. Это якоря, которые помогают нам сохранить воспоминания о плохих или хороших моментах. Ведь и в плохом моменте есть плюсы или даже осознание того, что после плохого приходит хорошее. Так люди хранят пули, которыми их подстрелили, в коробочке в глубине шкафа или старый гипс, на котором расписывались одноклассники. И это напоминает и о боли, и о том, что она проходит. Но моя квартира вся в якорях. Можно даже подумать, это мазохизм. Возможно. Есть вещи, не заменяемые по причине отсутствия материальной возможности приобрести новые. Но почему бы не избавиться от ковра? Нет денег на новый? Плевать, ходить по голому полу не преступление. Сейчас вообще ковры вышли из моды. Просто я боялась расслабиться. Мне было нельзя. Вот и лежал он столько лет на полу, дабы держать меня в тонусе. Просто в любой момент мне могла прийти мысль, что можно дать слабину, ведь все спокойно. Такая слабина могла обернуться страшными вещами, исправить которые уже было бы не под силу никому. Такого не могло случиться лишь потому, что на полу в моей комнате лежало напоминание. И это было не простое подобие крестика на руке, который люди рисуют, чтобы не забыть о важном деле. Я бы сравнила это с гигантским транспарантом с огромными буквами на ярком фоне, чтобы бросались в глаза. На этом транспаранте было написано: «Будь внимательна и осторожна». Пусть пол будет казаться пустым, мне плевать. Моя жизнь теперь тоже опустела. Я говорю ковру не «до свидания», а «прощай».
Роковое знакомство
В молодости я дружила с двумя замечательными девчонками. Одна из них Света. Мы со Светой учились вместе, за долгие годы нашей дружбы мы стали по-настоящему родными людьми. Хотя теперь и не общаемся. Не могу сказать, что мы были полными противоположностями, но во многом не схожи. Света носила одежду не по моде, которая сидела на ней превосходно. Даже волосы она не состригла, как делали все. Внутри нее жил боец, готовый поставить себя против всего мира. При всем этом Света имела отменные манеры и умела добиваться от людей всего, чего хотела, не требованием, а скорее необычным изложением своих мыслей и желаний. В ней идеально сочеталось несколько несочетаемых черт характера. Природный дар подсказывал, какую часть своей личности нужно показать человеку. Помимо этого, она была невероятно красива.
У меня нет каких-то обид на нее. Я с огромной любовью и теплотой вспоминаю времена, когда мы были близкими подругами. Люди, окружающие тебя, и создают твою жизнь, наполняют ее красками. Если отталкиваться от этого, то моя жизнь во время нашей дружбы была радугой. Вот такой она человек.
Света познакомила меня с моим будущим мужем. Не сама лично – наша встреча состоялась в их доме. У нее есть старший брат, он пригласил приятеля на выходные. Сам брат учился в областном городе, где познакомился и подружился с Павлом. Они учились на разных потоках в одном учебном заведении, жили вместе в общежитии. Мой бывший муж был, можно сказать, тоже из наших краев, хоть их семья и была приезжая. Они переехали, когда ему исполнилось всего три года. Городок их находится в тридцати пяти километрах от нашего.
Мы с девчонками собрались погулять, и я должна была зайти за Светой. Она жила в соседнем доме на первом этаже. Мы много времени проводили за развлечениями, но несмотря на это, достигли прекрасных успехов в учебе. Каждая из нас определилась, кем хочет стать в жизни. Мне семнадцать, я оканчиваю школу через месяц. Перспективы так и мелькали перед глазами. Несомненно, к семнадцати годам я отмела мечту стать директором или актрисой. Ну, когда-то же пора с небес на землю опускаться. У меня была склонность к гуманитарным наукам, и целью был педагогический университет. Благодаря моей прилежности и явным успехам в учебе, сомнений не было: поступлю.