Matador поневоле
Шрифт:
— Скажи, чтобы они заткнулись.
Дон Мануэль крикнул, но это не возымело на распаленных мужчин никакого действия. Крики стихли лишь на несколько мгновений.
Рафи крепко зажмурился, как бывало всегда, когда ему нужно было как следует сосредоточиться. Почему он так делал, для него самого было загадкой. Зачем слепому закрывать глаза? Но это всегда помогало. Он очень надеялся, что поможет и сейчас. Если бы только не эти крики… Ему казалось, что они оглушают его даже больше, чем рев трибун на столичной арене. Впрочем, тогда от него не зависела чужая жизнь.
— Черт, он боится… — услышал
— Все идет как надо. Я слышу, что он боится. Это хорошо. Это очень хорошо…
— Но, Рафи…
— Молчи. Не мешай мне.
Бык был очень послушным. Он делал именно то, чего от него добивался матадор. С этой стороны никаких сюрпризов ждать не приходилось. Но вот Мигель заставлял Рафи то и дело морщиться, как от зубной боли. Он делал ошибку за ошибкой. Удивительно, как бык еще не наказал его. Рафи понял, что это представление действительно пора прекращать. Судя по суматошным движениям Мигеля, в которых не было и намека на правильные, выверенные пасе матадора, парень просто умирал от страха. Что ж, это хороший урок. Рафи был почти уверен, что юноша уже десять раз раскаялся в своем желании стать тореро.
Он взялся за жердь ограждения и занес ногу, чтобы одним прыжком оказаться по ту сторону ограды. Он уведет быка в сторону, и Мигель сможет спокойно покинуть загон. Чтобы потом навсегда забыть о корриде.
Рафи уже почти коснулся земли, когда Мигель вдруг оступился и упал на спину. Видеть этого Рафи не мог, но по тревожным выкрикам и стуку падающего тела понял, что матадор на земле.
— Не вставай! — крикнул он, разворачивая капоте.
Рафи знал, что человек, лежащий на земле, сейчас выпал из поля зрения быка. И тот стоит сейчас, широко расставив ноги и пытаясь сообразить, что произошло. Есть несколько секунд, чтобы привлечь внимание быка к себе…
В этот момент произошло то, чего он боялся больше всего. Один из работников, молодой парень, недавно принятый на работу, но уже успевший зарекомендовать себя как человек, у которого руки думают вперед головы, закричал: «Торо! Торо!» — и замахал неким подобием мулеты. Этого Рафи тоже видеть не мог, но он слышал крик и слышал, как бык сорвался с места, атакуя новую жертву.
Рафи отчаянно заорал, но было поздно, бык не обращал на него внимания, его занимал только человек, стоявший впереди.
Рафи похолодел. Он понял, что сейчас будет. Парень не переставал звать быка и дразнить его мулетой. Бык мчался прямо на него, как огромное ядро, выпущенное из гигантской пушки. А между ними, прямо на пути торо, пытался подняться на ноги перепуганный до смерти Мигель.
Бык даже не заметил препятствия. Его мощная грудь со страшной силой ударила сумевшего сесть Мигеля в лицо и опрокинула навзничь, а заднее копыто врезалось в голову человека, раздавив ее, как гнилую тыкву.
Мигель умер мгновенно, даже не поняв, что же произошло.
В грянувшей тишине было слышно, как рога торо с треском вошли в толстую жердь забора. Один рог сломался. Но на это никто не обратил внимания. Взгляды стоявших вокруг загона людей были обращены на распростертое на земле тело. Там, где должна была быть голова, виднелось красно-серое месиво.
Рафи, как подкошенный,
ГЛАВА 12
— Ты убил его, — сказал дон Мануэль. — Если бы твоя смерть могла мне вернуть моего мальчика, я бы, не задумываясь, убил тебя. Но это ничего не изменит. Мигель мертв. Уходи. Уходи, и пусть тебя преследует мысль, что ты виноват в смерти моего сына.
Рафи стоял перед ним, опустив голову, судорожно сжимая в руках дорожную сумку. Больше всего ему хотелось сейчас, чтобы дон Мануэль вышел из себя и взял его жизнь в обмен на жизнь Мигеля. Но он знал, что этого не будет. Ему действительно предстоит жить с этим ужасным чувством. Он виновен в смерти человека. И пусть в этой смерти была не только его вина, но именно он заставил Мигеля выйти на бой. Поэтому не имеет значения, что тот парень вмешался так не вовремя. Как не имеет значения и то, что сам хозяин не послушал его совета и оставил рабочих глазеть на поединок. Все это неважно. Главный виновник он — Рафи. И от этого никуда не денешься.
Слова, которые сказал ему сейчас хозяин, — это были первые слова, обращенные к нему после смерти Мигеля. Хотя после этого ужасного события минуло уже десять дней. Мигеля похоронили и оплакали. На свежей могиле уже пробилась трава.
— Что ты стоишь? Уходи немедленно. Я не могу видеть тебя.
С этими словами, больше похожими на рыдание, дон Мануэль резко развернулся и пошел к дому. Рафи долго слушал его удаляющиеся шаги. Если бы он мог сейчас умереть!
Но он был жив и чувствовал на лице мягкий теплый ветерок, и запах свежескошенной травы на лугу, слышал далекий звон колокола, доносившийся из деревни, которая лежала в стороне от фермы… Он был жив. И свободен. Но что делать теперь со своей жизнью и свободой, он не знал.
Рафи медленно, словно во сне, вскинул на плечо сумку и побрел прочь. Ветерок высушил слезу, бежавшую по щеке.
Он шел без всякой цели, следуя прихотливым изгибам стелющейся под ногами дороги. Ему было все равно, куда она ведет. Он шел без остановок. механически сворачивая на обочину, чтобы пропустить какую-нибудь крестьянскую телегу, а потом снова возвращался на пыльную дорогу. Иногда его окликали. Но он даже не поворачивал головы.
Он шел весь день. К вечеру, когда ноги попросту перестали его слушаться, он свернул с дороги и заночевал прямо в открытом поле. Наутро Рафи продолжил свой путь. Он почти не ел и не отдыхал, словно решил убить себя усталостью.
Следующую ночь он тоже провел под открытым небом. И еще одну, и еще. Он шел много дней. Разбитые, стертые ноги болели. Одежда превратилась в покрытые коркой дорожной грязи лохмотья. Он похудел так, что был похож на скелет, поднятый из могилы каким-то сумасшедшим некромантом. Скелет, лишенный разума и чувств. Наделенный лишь волей идти вперед, механически переставляя ноги.
Рафи потерял счет времени. Он вообще забыл о том, что время существует. Он брел в кромешной темноте, не замечая пройденного расстояния. Он жил в каком-то ином измерении, где нет пространства и времени, а есть только темнота и тупая боль в груди. Если бы его спросили, какая сила гонит его вперед, он не знал бы, что ответить.