Материалы сайта Savetibet.ru (без фотографий)
Шрифт:
Что это было, на ваш взгляд, - паранойя?
Я думаю это – власть. Отсутствие самодисциплины. Когда я был в Пекине, он говорил, что компартия должна быть восприимчива к критике. Без критики, она как рыба без воды, говорил он. Прекрасно! Но потом началось движение, которое они называют «сто тысяч цветов», началась критика. Тогда некоторые честные интеллектуалы высказали то, что на самом деле думали. И вдруг в один прекрасный день они становятся врагами народа.
Я понял, что в марксизме слишком большой упор делается на ненависть. В этом причина провала марксизма, на мой взгляд. Коммунисты постоянно говорят о классовой борьбе, о ненависти. Они учат других важности борьбы и ненависти, и сами постепенно развивают в себе ненависть, а с ней и недоверие, подозрительность. А доверие очень важно. Без доверия, как можно построить счастливое общество?
Однажды уже после распада СССР я был в Москве, в фонде Горбачева. Там был сам Горбачев и другие гости. Я спросил у него: «По моему мнению, коллапс Советского Союза не является коллапсом марксизма, а коллапсом тоталитаризма. А как по-вашему?». Он не ответил.
Я считаю, что если бы в советские времена вы имели отношения со всеми республиками на основе доверия, то Советский Союз не распался бы. Эти республики не стали бы независимыми государствами.
Когда СССР раскололся, в многих странах осталось значительное количество этнических русских, которые были поселены там в советские времена. Как вы будете решать проблему китайских эмигрантов, если тибетцы начнут сами управлять своей страной?
Когда я был в Латвии, я беседовал с латвийскими парламентариями. Они мне сказали, что с теми русскими, которые живут в Латвии, владеют языком и уважают местную культуру, все в порядке. Они могут остаться. Но те русские, которые не говорят по-латышски, и не интересуются латвийской культурой, должны уехать. Думаю, то же относится и к Тибету.
(Появляется анонсированный ранее мусульманин. Далай Лама представляет его корреспондентам).
Я хочу показать, что наша борьба не имеет отношения к религии. Недавно я был в мечети в Нигерии. Я знаю, что в мечетях надо надевать белый головной убор, и я попросил у него, и очень хорошо в нем смотрелся. Потом он принес и подарил мне мусульманскую шапочку, и я тогда над ним подтрунивал: «Так вы теперь хотите обратить меня в свою веру!».
В Европе очень сильны антиисламские настроения. Многие, в том числе и интеллектуалы, такие как Орианна Фалаччи, считают, что насилие заложено в саму религию, в ее священные тексты. Что вы думаете о таких взглядах?
Когда был первая годовщина 9/11, я был в Вашингтоне, я говорил об этом. Действительно, многие в своих речах и книгах начали говорить, что ислам воинственен по сути, что имеет место столкновение западной и исламской цивилизаций. Это неверно! Неправильно обвинять всю религию из-за действий нескольких негодяев. Негодяи есть и среди христиан, и евреев, и индуистов, и буддистов, включая тибетских. Но они не могут представлять или символизировать всю религию.
Настоящие мусульмане говорят: если ты пролил кровь, ты больше не мусульманин. Они говорят: настоящий мусульманин должен распространить свою любовь на всех живых существ. То же самое говорит и буддизм. С 9/11, когда началась эта дискуссия, я всегда выступаю в качестве защитника ислама. Важно отличать нормальных людей от негодяев, от террористов.
Возьмите мусульман в Бодхгайе [Буддистская святыня в Индии]. Их предки пришли туда, чтобы разрушить там буддизм. Но теперь там огромное число буддистских паломников, и какую прибыль они приносят местным мусульманам! Я всегда рад, когда они приглашают меня в мечеть. Мне нравится их угощение – сушеные фрукты, и я всегда даю деньги на мечеть. Тибетцы были долго изолированы, и наше отношение к другим религиям было не самым лучшим. Но мусульман пустили жить в Лхасу, и они прожили там четыре века. Я помню в детстве я использовал любую возможность, чтобы встречаться с мусульманами. Поэтому я знаю их очень хорошо.
Между мусульманами в Индии, в Малайзии, в Мали и арабских странах – огромная разница. В терроризм были вовлечены мусульмане из Великобритании… Возьмите иорданских мусульман. Это – западное образование, открытость. Они гораздо более открыты, чем, скажем, мусульмане Ирана или Афганистана. Когда люди сильно изолированы, они начинают делить весь мир на «них» и на «нас».
В современном мире эти взгляды меняются, благодаря экономике, культуре и средствам массовой информации. Например, я думаю, что сейчас бывший Советский Союз, Россия нуждается в более тесных контактах с Западом. В прошлом году я слышал по Би-би-си интервью с молодыми русскими из Москвы. Они отзывались о Западе как-то очень сдержанно, дистанцированно. Мне казалось, что в них засели остатки советской пропаганды. Это должно измениться. Это в ни чьих интересах, если они будут делить всех на «мы» - русские, и «они» - Европа, Запад.
Многие говорят, что Кармапа станет вашим преемником. Как вы относитесь к подобным сообщениям?
Средства массовой информации создали такое впечатление. Если вы спросите тибетцев, я не думаю, что они это поддержат. Конечно, Кармапа – очень молодой, энергичный, и в последние годы он продемонстрировал свой интеллект и серьезность. У него хороший потенциал. Но есть и другие молодые и талантливые лидеры.
Что касается реинкарнаций, то это зависит от ситуации. Это очень сложный вопрос. Кармапа принадлежит к школе Карма Кагью. Далай Лама традиционно принадлежит к школе Гелуг. Но второй, третий и пятый Далай Ламы создали впечатление, что Далай Ламы – выше разделения на секты. Возможно, и я создал такое впечатление (смеется).
Слышали про Шукден [запрещенное Далай Ламой духовное движение]? Они очень сильно критиковали меня за то, что я разрушил династию секты Гелуг, потому что позиционирую себя вне сект.
Всегда ли Далай Ламу и других высших лам будут выбирать только из этнических тибетцев?
Нет, четвертый Далай Лама был монголом.
То есть Далай Лама может быть найден в Калмыкии или Бурятии?
В последние 50 лет в качестве реинкарнаций лам были избраны несколько западных мальчиков. Но, в конечном счете, они уехали на Запад. Теоретически, ограничений по национальному признаку нет.
Можно задать личный вопрос. Вы когда-нибудь восставали против своей судьбы монаха и духовного лидера тибетцев, которую вы не выбирали?
Нет, никогда. Конечно, когда я был ребенком, особенно зимой во дворце Потала в Лхасе – там не так-то много места для игр. К тому же, меня традиционно отправляли на три недели в уединение, когда я не видел никого, кроме своего наставника. Это был человек с каменным лицом. И там я должен был сидеть с ним два часа в безмолвной медитации. И тогда я чувствовал себя неуютно. Еще во второй половине дня на дворец опускается тень с северных гор, становится темно, а я должен сидеть и молчать…
Простые дети днем уходили пасти коров и овец в горы, а на закате они возвращались, распевая песни. И я думал: «О, я хочу быть одним из них, быть свободным» (смеется). Но, в конце концов, я принял свою судьбу. Да, были сложности, много ответственности, но в этом был вызов, новая возможность. Благодаря этому моя жизнь оказалась полезной.
Недавно я был в Нигерии – полу-мусульманской, полу-христианской стране. Буддистов там нет. Но люди там очень дружелюбные, приятные. И они хорошо относились к Тибету, вероятно из-за того, что слышали обо мне.