Материнский инстинкт
Шрифт:
— Давно знаете? Расскажите о его брате.
Кеша закинул ногу на ногу и поправил манжеты, отряхнул брюки от несуществующих ворсинок, намеренно интригуя собеседницу.
— Его брат был замечательным. Редко в одном человеке совмещается столько добродетелей. Демьян его обожал. Наверное, вы заметили, к людям он очень строг и критичен, но брат для него был небожителем. Глеба все любили. Под его обаяние попадали даже собаки. Кажется, на него даже голуби никогда не гадили. Не представляю, как описать его. Бывают такие люди, которым много дано: таланты, внешность, удача.
Яна нахмурилась.
— Демьян,
Кешу несказанно удивил этот вопрос, даже разозлил.
— Никогда. Он его боготворил. Между ними не было соперничества. Вы не сравнивайте Демьяна с большинством людей. Он чужд надуманных комплексов и обычных пороков. Он любил брата, потому что тот был по-настоящему хорошим человеком.
— Как он умер?
Плечи мужчины ссутулились, он опустил голову и мрачно пробурчал:
— Разбился на мотоцикле.
В памяти женщины тут же всплыл образ из сна. Даже после смерти Глеб старался помочь брату. Яна была единственным ребенком, и ей тяжело было представить привязанность, о которой повествовал Иннокентий.
Немного помедлив, женщина задала ещё один вопрос:
— Демьян был женат.
Кеша слегка улыбнулся.
— Нет. С людьми он сходится проблематично и долго.
Яна неожиданно разозлилась.
— Ваш друг просто хам. Не умеет общаться, и ему совершенно всё равно, какое впечатление производит. Его не волнуют мысли и удобства окружающих, его привычка говорить правду всегда и везде, даже когда это неуместно или обидно, простое ребячество и выпендреж.
Кеша изумленно приподнял одну бровь.
— Эко, вас зацепило, дамочка.
Яна резко вскочила.
— Отвезите меня обратно, кажется, я нагулялась.
Кеша не стал спорить. По пути позвонил Демьяну и предупредил, что тому придется добираться на такси.
Едва машина остановилась у ворот, Яна покинула салон, но в дом заходить не стала. Она обошла здание и села на скамейку под яблоней. Только сейчас женщина обратила внимание, что ни на одном дереве нет плодов и, судя по всему, яблони давно не плодоносят. На земле не валялись даже гнилые или маленькие яблочки, только жухлая листва.
За сетчатым забором возилась соседка. Сегодня она не орала пьяные песни и выглядела намного лучше. Заметив Яну, старушка поставила грабли и нависла над хлипким забором.
— Девка, подь сюды.
Яна нехотя поднялась и приблизилась к женщине.
— Здравствуйте.
Старушка заговорчески огляделась и поманила пальцем, заставляя собеседницу наклониться ниже.
— Ты того, грибы не ешь. Отравит ведьма проклятая, она деточек кушает. И кошек её проклятущих гоняй, всюду уши. На реку не ходи — водяной утянет, а коли в подвал пойдешь — сатана твою душу выпьет.
Яна устало потерла висок.
— Это все? — не дождавшись ответа, развернулась и ушла в дом.
В коридоре пахло выпечкой, кошки сидели вдоль стены смирно, ожидая угощение. Из-за двери кухни выглянула Анастасия Павловна. Увидев гостью, она помахала полотенцем.
— Заходи-заходи, чаю вместе попьем.
Яна чуть приостановилась у двери в снятую комнату, но потом решительно направилась на кухню.
— Ух ты, у вас тут пироги!
На столе красовался круглый каравай с плетеной косичкой.
— С
Яна кивнула, догадавшись, что у мнительной соседки такое отчество.
— Говорила.
Анастасия Павловна устало вздохнула и села за стол.
— Дай-ка угадаю: она поведала, что я отравила грибами своего мужа и сына и тебя тоже отравлю.
— Вроде того, — нехотя согласилась женщина.
— Это каким же образом магазинные шампиньоны нужно приготовить, чтобы они стали ядовитыми? — натянуто засмеялась старушка. — Надоела она мне уже своими россказнями. Раньше в милицию всё писала, что я отравительница и ведьма, а теперь стала моих квартирантов запугивать.
Яна налила в кружку чай и задумалась.
— За что же она вас так не любит?
Анастасия Павловна поспешно отвернулась, пряча мокрые глаза.
— Я у неё мужика увела. Толька мой за ней ухаживал, а потом на мне женился. Сердцу не прикажешь, как говорится. Максимовна до сих пор на меня зуб точит.
Яна задумчиво покрутила в руках кружку.
— Не прикажешь.
Хозяйка подперла руками подбородок и горестно простонала:
— Что ещё она говорила? О том, что я каннибалка и детей консервирую? Это вообще её любимая страшилка.
— Что-то такое и, правда, сказала. Жуть. — Яна допила чай и сосредоточенно водила пальцем по ободку чашки. Она боролась с двойственным чувством: любопытство подстегивало разузнать ещё что-нибудь, но необъяснимый страх советовал прекратить расспросы.
Анастасия Павловна следила за сменой выражений на лице собеседницы, по-птичьи наклонив голову. Её глаза увлажнились, слеза прочертила дорожку по морщинистой щеке.
— Я всегда хотела большую семью. Думала, нарожаю ребятишек и смогу перекрыть все те смерти, что постигли меня в юности. Нас у матери было пятеро, а она хотела ещё детей. После рождения моего младшего братика Кости, год за годом на нашу семью обрушивались несчастья. Новорожденные умирали в младенчестве, и ни один врач не мог понять от чего. Представь, что творилось в те годы: разруха, голод, даже взрослому тяжело было выжить. Я устала хоронить своих братьев. — Слезы заструились по щекам старушки, находя своё пристанище на грязной кленке. — А потом в течение недели я лишилась всего. До сих пор не могу простить родителей.
Яна двинулась вперёд и даже протянула руку, но опять, как и в прошлый раз, остановилась на полпути и положила ладонь на стол. Она не знала, что сказать, любые высказывания сочувствия выглядели бы неестественно и попросту бы сотрясали воздух.
Анастасия Павловна вытерла щеки полотенцем и натянуто улыбнулась.
— Если хочешь, возьми пирог, угости ребят.
— Спасибо. Я позже за ним вернусь.
Яна быстро вышла из кухни, в коридоре наступила на пару разноцветных хвостов и с облегчением захлопнула за спиной дверь. С каждой минутой ей всё быстрее хотелось покинуть этот жуткий дом. Здание насквозь пропиталось бедой, а его хозяйка была эпицентром печали. Горе буквально въелось в фундамент, отравляло воздух внутри комнат и оседало на коже терпкой пылью.