Материнский инстинкт
Шрифт:
Яна не могла оторвать взгляд от застывшего, словно стоп-кадр Демьяна, она обратилась к Иннокентию, не поворачивая головы.
— А старшее поколение что говорит?
— Почти то же. Добрейшей души человек, только про дела потомков своих они, понятное дело, не ведают. Ещё почудилось, что завидовали они. В годы войны у Анастасии Павловны семья была полной, даже отец фронта избежал. А мать так вообще плодилась каждый год, как кошка. — Мужчина гордо выпятил грудь, довольный принесенными сведеньями. — А вот о соседке, водящей дружбу с зеленым змием, слова сердечного не сказали. Она всегда была бесноватой и Анастасию Павловну не жаловала.
— Это я итак знаю. Они мужчину не поделили, — вмешалась Яна.
Она заметила
— Зачем фотографировать спящих людей? — она через плечо бросила взгляд в сторону Демьяна. Он смотрел на неё, не отрываясь, словно чего-то ожидая.
— Листай дальше.
Кеша проворно поднялся и встал за спиной женщины, заглядывая через плечо.
Яна нехотя перевернула страницу. Следующие фотографии были на первый взгляд обычными, но было в них что-то неестественное и пугающее, проявляющееся через позы и глаза позирующих людей. На верхнем снимке были запечатлены три человека. По всей видимости, родственники. Мужчина стоит прямо, подбородок гордо вскинут вверх, женщина наоборот смотрит смущенно. Девушка-подросток между ними позирует в неудобной позе, почти на цыпочках, глаза широко распахнуты, ладони соединены, но кисти странно вывернуты. Прямо под этим снимком ещё одно неприятное фото. Некрасивый ребёнок сидит на детской лошадке-качалке, выражение его лица напоминает девушку с предыдущей фотографии. Маленькие ручки не держаться за лошадку и безвольно лежат на голове деревянного животного. Яна только перевела взгляд на следующий снимок, как поняла, почему некоторые дети кажутся знакомыми. Гости из снов напоминали постаревшие версии старшей девушки и мальчика подростка, даже одежда в чем-то перекликалась. А вот двое малышей были не знакомы.
Снимки вызывали необъяснимый страх, холодный и всепоглощающий, но Яна не могла отвести от них взгляд. Она перевернула сразу несколько страниц и остановилась на большой фотографии, занимающей весь лист. Многочисленная семья сидит на диване. Знакомый уже мужчина и женщина и с ними четверо детей. Их глаза широко раскрыты, но ни у одного не смотрят в объектив, словно не могут его найти. Руки сложены на коленях, как у школьников. Яна с трудом сглотнула ком, её пальцы дрожали, альбом упал с колен и, ударившись углом, раскрылся на середине.
Она села на диван, зажав дрожащие руки между колен.
— Что это такое? Что это за фотографии?
Демьян подобрал альбом, захлопнул его и вернул на подоконник.
— Это пост-мортем.
— Фото мертвых, — пояснил Кеша дрожащим голосом.
Яна попятилась к двери, неосознанно стараясь быть как можно дальше от жутких снимков. Иннокентий стянул альбом и вернулся с ношей на диван. Касаясь страниц, словно они могли откусить пальцы, мужчина посмотрел ещё несколько фотографий. Если предыдущие выглядели отталкивающе, то эти будили самые потаенные страхи. На фото были новорожденные дети на руках одной и той же женщины. Маленькие сморщенные, туго замотанные в серые пеленки и с распахнутыми глазами. У младенцев не бывает такого взгляда: пристального, осознанного и одновременно невидящего. Иннокентий быстро пролистал оставшиеся страницы: люди повторялись, только на снимках они представали в разных вариациях. С новорожденными позировали все и по очереди, и вместе. Закрыв вельветовую обложку, мужчина отодвинул альбом на край дивана, немного подумав,
Какое-то время тишину нарушали лишь судорожные вздохи Яны. Демьян сказал как можно мягче.
— Закрой дверь, сквозняк дует, и кошки поймут, куда мигрировать.
Не отрывая пристального взгляда от вельветового прямоугольника за узорчатой шторой, Яна медленно пересекла комнату и села на диван. Иннокентий хотел успокоить женщину и коснулся её плеча, но она вздрогнула и резко отодвинулась.
— Извините. Я просто не могу прийти в себя.
Демьян смотрел на собеседницу строго, её несдержанность нервировала, но он сам себе напомнил, что у Яны есть причина так реагировать на смерть детей.
— На фото не все мертвы. Обратите внимание на руки, они неестественно тёмные, потому что были перетянуты. Если бы снимки были цветными, запястья покрывала бы синева. Глаза тоже о многом говорят: у трупов веки приклеены, поэтому взгляд такой бешеный.
— Это же какое-то извращение, это ненормально. Насколько нужно быть больным психопатом, чтобы позировать рядом с умершими родственниками? — Яна вжалась в угол дивана и обхватила себя руками, словно пытаясь защититься.
— Яна, успокойся, это в наше время подобное кажется ненормальным. В начале девятнадцатого века фото пост-мортэм были обыденностью и не вызывали даже тени ужаса. Люди умирали часто, а случая запечатлеть своих любимых при жизни не представлялось. Только когда в дом приходила смерть, появлялась возможность заполучить снимок на память. Дети часто позировали с мертвыми родственниками, обнимали их, а ночью спали спокойно, без кошмаров.
Яну передёрнуло от красочного описания.
— Как они заставляли их стоять? Как это возможно? — только озвучив вопрос, она поняла, что совсем не хочет знать ответ.
— В спины вставлялись металлические штыри, — коротко ответил Демьян.
— Только не говорите, что считаете это нормальным? — обратилась Яна к двум собеседникам одновременно.
Кеша пожал плечами и кивнул, а Демьян отрицательно качнул головой.
— Подобные альбомы были почти в каждой семье. Не нам судить, что нормально, а что нет. Если бы ты родилась сто лет назад, то сама участвовала бы в таких фотосессиях. Судя по количеству снимков, кто-то в этой семье сам занимался фотографией, иначе не представляю, кто бы мог потратить столько времени и средств на этих людей.
Кеша выплыл из задумчивости и нахмурил брови.
— Меня больше другое волнует: кто эти люди?
Яна буквально подпрыгнула на диване.
— Они отдаленно похожи на стариков, что привели меня в Славянск. Двое из них. Может они и есть сестра и брат Анастасии Павловны.
— На фото есть даты. Это послевоенные годы, — сразу же согласился Демьян.
Яна замялась, выуживая из памяти подробности несчастливой жизни хозяйки.
— Она говорила о братьях и сестрах. Но их же похитили, откуда же тогда их фотографии? Этого никак не может быть. Мне не дает покоя мысль, что они умерли в юности, а ко мне приходили стариками.
Демьян мрачно ухмыльнулся.
— Не думаю, что я скажу что-то оригинальное: люди лгут.
Кеша схватился за голову, безжалостно растрёпывая опрятную прическу.
— Анастасия Павловна не может быть причастна ни к чему тёмному. Она добрый отзывчивый человек и без того порядком побита судьбой.
Демьян перевёл взгляд с Яны на друга, его пальцы сжали подлокотники, но поза осталась расслабленной.
— Она притворялась и делала это умело, опыт длиною в жизнь. — Его глаза снова впились в женщину. — Что бы Яна ни делала, её натура просвечивает через все слои маскировки. Она не застегивает пуговицы, не туго завязывает шнурки, стареется всё структурировать и занять руки. Кухня — это маска для Анастасии Павловны. Жаль, что я мало с ней общался, если бы знал, какие вопросы задавать, давно бы понял, где ложь, а где правда.