Матрос с Гибралтара

Дюрас Маргерит

– Если вы начнете говорить с ним таким манером, – вмешался Андре, – этому конца-края не будет. Это же не человек, а настоящее зубчатое колесо, так и будет цепляться. Полный кошмар.

– Какие, вы сказали, животные? – переспросил красавчик Жожо.

– Крокодилы, – заорал Анри, – кро-ко-ди-лы! Те самые пресмыкающиеся, которые тебе так сильно нравятся. – Руками он изобразил на стойке бара, как передвигаются крокодилы. – Ну вот, теперь понял, может, кончим об этом, а?

– Осторожно, никаких новых слов, – предостерег Андре. – Всякие

новые слова, они только возбуждают Жожо. Ему надо знать все. Был случай, когда один клиент имел неосторожность заговорить насчет разведения скота в Шароле, ты помнишь, Жожо? Так вот, все это продолжалось до двух часов утра. Клиент перебил полдюжины стаканов, потому что у него уже не хватало терпения. Заметь, Жожо, я на тебя совсем не в обиде. Просто надо знать, как с тобой разговаривать, ты ведь не такой, как другие. Ты у нас, так сказать, человек одержимый. Только не сердись, это не беда, ты тоже имеешь право на место под солнцем, как и все прочие.

– Не то слово, – заметила Анна.

– Мне все интересно, – проговорил красавчик Жожо, – уж такой я уродился на свет. А вот сам я, сам я никому не интересен.

– Да нет, ну что вы, – рассеянно заверил его Легран, – зачем же так говорить?

– Все-таки, Жожо, ты сегодня какой-то чудной, – подытожил Андре.

– Только что наелся, – ответил Жожо, – перевариваю, должно быть, от этого.

– А вот мне переваривать нечего, – пожаловался Андре, – так и не успел поужинать.

– Ну, ты же у нас романтик, – бросил красавчик Жожо.

– Не он один, – добавил Эпаминондас.

– Послушайте, – сказал Анри, – а ведь и у атомной энергии есть свои положительные стороны. Через двадцать лет все уже будет работать на атомной энергии.

– Ну, это еще как сказать, – усомнился Андре, – поживем, увидим.

– Самолеты-то уже работают.

– Вот, я же говорил, – обрадовался Жожо, – это ведь все-таки реактивные самолеты.

– Да нет же, – возразила Анна, – это крокодилы. Только такие большие-пребольшие и объедают все, что могут. Их уже нет на свете лет…

Она обернулась к Леграну.

– Триста тысяч лет, – развлекаясь вовсю, подсказал Легран.

– Да нет, – возразил красавчик Жожо, – крокодилы вовсе никакие не пресмыкающиеся, это уж я голову даю на отсечение. А потом, интересно, какое они имеют отношение?

– К чему?

– К бомбардировщикам, к чему же еще?

– Нет, это черт знает что такое! – вне себя, заорал Анри. – Кончится это когда-нибудь или нет?

– Я же вас предупреждал, – спокойно сказал Андре. – Не надо было возбуждать в нем любопытства.

– Да нет, это не имеет ни малейшего отношения к бомбардировщикам, – примирительно пояснила Анна.

– А к тому, о чем вы говорили, когда я только вошел?

– Ну, это-то имеет отношение ко всему на свете, – ответила Анна.

– Да-да, абсолютно ко всему, – подтвердил я, – за что ни возьмись.

– Это уж точно, – рыдая от смеха, согласился Эпаминондас.

– Может,

я и немного знаю, – заорал, в свою очередь, красавчик Жожо, – но если уж что знаю, то знаю. Зачем же тогда говорить о них, если их уже давно нет на свете?

– Черт знает что такое, нет, к черту, к чертям собачьим! – завопил Анри.

– Как хорошо сидим! – блаженно пробормотал Эпаминондас. – Нет, вы как хотите, а я остаюсь в Лео.

– Да просто так, чтобы о чем-нибудь поговорить, – пояснила Анна. – Так уж вышло, просто зашел разговор, какая разница, об этом или о чем-нибудь другом, ведь надо же о чем-то разговаривать, разве не так? – обратилась она к Леграну.

– Ясное дело, – согласился Легран.

– Что ж, раз их уже нет, – обиделся я, – то о них и поговорить нельзя, так, что ли?

– Это у него такая болезнь, ему непременно нужно найти связь между всем и всем, скажи, ведь так, а, Жожо? Так вот, ящеры – это крокодилы, понятно? А самолеты – это самолеты.

– Ничего не понимаю, – признался Жожо.

– Чего ты не понимаешь? – спросила Анна.

– Ничего.

– Да не кричи ты так громко, – вмешался Эпаминондас, – лучше объясни толком, что тебе непонятно.

– По правде говоря, я ровным счетом ничего не понял, – ответил красавчик Жожо.

– Нет, – заорал Анри, – у него там в голове не мозги, а какое-то кошачье варево!

– Сроду не видал ничего подобного, – проговорил Эпаминондас, – вот уж любознательность так любознательность.

– Андре, коньяку «Наполеон», самой лучшей выдержки, – с достоинством заказал Жожо.

– Вот уж что касается наилучших марок, – заметил Андре, – по этой части он и вправду большой дока.

– Так хорошо было, болтали себе спокойно о том о сем, – сокрушался Анри, – и вот является этот господин, и все только вокруг него и кружатся, из кожи вон лезут, чтобы объяснить ему все, чего он не понимает.

– Да, так оно и есть, – подтвердил я.

– Не сердись, – попытался Андре утешить Жожо. – Старайся во всем видеть хорошие стороны.

– А что если нам поменять лавочку? – доверительно предложил Легран Анне.

– А нам некуда спешить, – возразил Эпаминондас. – к тому же Жожо, он мне очень даже симпатичен.

– Да, это правда, мы никуда не спешим, – согласилась Анна.

– У нас впереди целая жизнь, – подтвердил я.

– I am ящер, – проговорил красавчик Жожо, – это что-то означает по-английски.

– Ой, не могу! – прыснул Эпаминондас. – I am very ящер!

– А вы откуда? – поинтересовался Легран.

– Из Котону, – умирая со смеху, ответила Анна.

– А вы? – обратился он ко мне.

– Из Котону, – тоже умирая со смеху, повторил я.

Легран сделал вид, будто ничего не понимает. Потом продолжил:

– Нет, все же забавная штука жизнь, интересно, почему это мы заговорили с вами именно о ящерах и всем этом чертовом борделе.

– Да, это уж точно, – согласился я, – и еще о ледниковом периоде.