Матрос с Гибралтара

Дюрас Маргерит

У него был такой вид, будто он вдруг о чем-то вспомнил.

– А что, – поинтересовался он, – если это окажется не он?

– Можно считать, что это уже почти он, – успокоила его Анна.

– Не понял, – немного помолчав, признался Легран.

– Я хочу сказать, – пояснила Анна, – что даже в этом случае…

Легран решил, что нам лучше всего добраться до селения, находившегося в трех часах ходьбы, где еще накануне скрывался Жеже. Только там, даже если он уже успел смыться, мы сможем узнать, в каком направлении продолжать наши поиски. Он выглядел энергичным и исполненным самых смелых планов, особенно после сообщения Анны, и впервые после Леопольдвиля снизошел до того, чтобы выпить с нами немного голландского виски.

Мы тут же тронулись в путь, дабы не упустить ни малейшего шанса застать Жеже. Он мог пуститься в бега с минуты на минуту, так что нам надо было спешить. Нас сопровождали двое аборигенов из племени мангбуту, с которыми Легран имел долгое тайное совещание, сам он не очень хорошо помнил дорогу.

Едва покинув селение, мы сразу ступили на хорошо утоптанную торную

тропу, такую узкую, что по ней можно было идти только гуськом. Анна шла передо мной, следом за Леграном и двумя аборигенами из мангбуту. Эпаминондас, позади меня, замыкал шествие. Было жарко, но по-прежнему дул саванный ветерок, так что идти было вполне терпимо. Время от времени Анна с улыбкой оборачивалась, и мы глядели друг на друга, не говоря ни единого слова. Да и о чем нам теперь было говорить? Она казалась мне бледнее обычного, но мы так мало спали, что не удивительно, если она просто устала. Через полчаса ходьбы Легран раздал нам бутерброды и печенье, которыми запасся в гостинице, где мы провели эту ночь. Чем не на шутку нас растрогал. Правда, ни у кого из нас, даже у Эпаминондаса, уже не было никакого аппетита. В течение всего этого долгого перехода не произошло ровно ничего, заслуживающего внимания. Разве что звучавшие время от времени странные восклицания Эпаминондаса – уже сильно напоминавшие крики аборигенов-мангбуту – всякий раз, когда ему казалось, будто он видел куду. Причем видел так явственно, что ему удалось на целых полчаса нарушить наш строгий график. Да еще голоса наших двоих мангбуту, которые время от времени переговаривались друг с другом, да так громко и так непривычно для наших ушей, что всякий раз заставляли нас вздрагивать от неожиданности. Местность была холмистая, и временами даже очень сильно. Когда мы оказывались в особенно глубоких лощинах, ветер исчезал и идти становилось довольно трудно. Правда, довольно быстро мы опять поднимались на взгорье и снова чувствовали теплый ветерок, овевавший всю саванну.

Через два часа пути тропинка резко поднялась кверху, а потом спустилась в глубокую, прохладную долину, поросшую зеленью. Легран обернулся и сообщил Анне, что теперь мы уже почти совсем у цели. Поднялись по другому склону долины и снова оказались в саванне, с редкими деревьями и сплошным ковром высокой, нам по грудь, травы, в которой распевал ветерок. Нашу тропу то и дело пересекали другие тропинки, такие же узенькие и утоптанные, они, словно кровеносные сосуды, пронизывали весь бассейн Уэле. Где-то часам к трем разразилась короткая гроза. Нам пришлось переждать ее, укрывшись под деревом. Воспользовавшись вынужденной передышкой, мы выкурили по сигарете и выпили по глоточку нашего голландского виски. Правда, ни у кого не было ни малейшего желания разговаривать, даже у Леграна. Во время этой остановки Эпаминондас выстрелил в какую-то птицу, что тоже нашла пристанище на том же самом дереве, что и мы. Но не попал. Легран жутко рассердился. Мы уже так близко от цели, сказал он, что лучшего способа спугнуть Гибралтарского матроса и нарочно не придумаешь. Это не помешало ему, прежде чем мы снова тронулись в путь, самому дважды пальнуть в воздух из маузера. Однако это, пояснил он, было условным сигналом. Саванна отозвалась на это гулким эхом, таким чистым после дождя, что прозвенело как хрусталь. Полчаса спустя, с часами в руке, Легран снова выстрелил, на сей раз однократно, опять в воздух. После чего велел нам остановиться и не поднимать ни малейшего шума. В полнейшем безмолвии прошла минута. Потом по саванне пронесся глухой звук тамтама. И Легран оповестил нас, что мы находимся не более чем в получасе ходьбы от цели. С этого момента я уже не смотрел на Анну. Она тоже больше не оглядывалась назад, в мою сторону. А Эпаминондас уже не увидел больше ни одного куду.

Как и ожидалось, полчаса спустя, после крутого поворота тропы, показалась небольшая деревушка, низенькая и темная, затерянная в траве, словно муравейник. Я обогнал Анну и пошел за Леграном, однако на почтительном расстоянии. Это он первым ступил на центральную площадь деревушки. Потом остановился. Я подошел к нему поближе. На площади не было ни единого белого человека.

Деревушка напоминала ту, что мы покинули утром, хотя казалась поменьше, а главная площадь здесь была не круглой, а прямоугольной. Все те же одноэтажные бунгало и крытые тростником веранды. Все было тихо и спокойно. Прибыли и Анна с Эпаминондасом. Женщины ткали на своих верандах. Играли детишки, голые, цвета горячей меди. Кузнец вытачивал какое-то орудие, рассеивая снопы сверкающих на солнце голубоватых искр. Мужчины, присев на корточки, перебирали сорго [2] . Кузнец посмотрел на нас, потом снова принялся за работу. Женщины продолжали прилежно ткать, мужчины – перебирать сорго. Только одни детишки с птичьим гомоном устремились нам навстречу. Больше никто даже не шелохнулся. Легран скорчил какую-то странную гримасу. Было совершенно очевидно, что нас здесь ждали, и более того, гостями мы здесь оказались явно нежелательными. Легран долго чесал в затылке, прежде чем признался, что не находит такому приему никакого разумного объяснения. Указал нам на пустую веранду и велел присесть. Двое мангбуту сразу же устремились к дому, что стоял справа от площади, что-нибудь метрах в десяти от нас, и Легран последовал за ними. Когда Легран стал удаляться от нас, мы заметили на веранде дома женщину, она сидела на циновке и смотрела в нашу сторону. Двое мангбуту попытались ей что-то сказать, но она даже не прислушалась к их словам. В отличие от остальных, эта женщина ровно ничего не делала. Просто смотрела на Анну. Она была красива. У нас

было такое впечатление, будто Легран был с ней знаком и раньше, он поздоровался, бесцеремонно отодвинул в сторону двоих мангбуту и тоже попытался что-то ей сказать. Судя по всему, она была очень молода. И, похоже, не из этого селения – повязка на ней цветом и формой явно отличала ее от всех остальных местных женщин: из ткани отменного качества, серая, с вытканными красными птицами, и не обвязана, как у других, вокруг талии, а перекинута через плечо. Так что обнажена была только одна грудь. Восхитительной формы. Насколько мы могли судить, женщина была небольшого роста, но все-таки выше, чем большинство мангбутийских женщин, каких нам уже довелось увидеть. Кожа на руках и плечах была того же медного цвета, что и у местных ребятишек. Совсем детскими, полными и гладкими, были щеки. Нет, она явно не из этого селения, должно быть, явилась сюда откуда-то издалека, скорей всего, из города. Да и на губах, широких и пухлых, были видны следы губной помады.

2

Род одно– и многолетних трав семейства злаковых.

Надо всем селением витал какой-то странный запах.

Легран говорил минуты три. Потом подождал. Она тоже выдержала паузу и очень кратко что-то ответила, по-прежнему не сводя взгляда с Анны. Зубы придавали черноте ее кожи какой-то дикий отблеск.

На веранде дома, подвешенные к столбам, красовалось две маски танцоров, они были черно-белые, расписаны по дереву и увенчаны острыми, торчащими, как два язычка пламени, рожками. Анна тоже не могла оторвать от них глаз. Легран снова заговорил с женщиной. Но на сей раз она ничего ему не ответила. Он подумал, почесал в затылке и обернулся к нам.

– Она не хочет сказать, где он, – сообщил Легран.

Анна поднялась и направилась к дому. Мы последовали за ней. По правде говоря, нам с Эпаминондасом уже давно не терпелось это сделать. Вблизи красота женщины ничуть не утрачивала своего совершенства. Анна подошла к ней и улыбнулась как-то очень растроганно. Та же не сводила с нее расширенных мучительным, почти болезненным любопытством глаз, никак не отвечая на ее улыбку.

Странный запах, что витал в воздухе, стал сильнее, а за спиной у нас закурился какой-то едкий дымок. Однако пока никто, кроме меня, не обращал на это никакого внимания. Да и я-то едва-едва.

Анна стояла перед женщиной, не в силах оторвать от нее взгляда. Женщина тоже, но так и не найдя сил ответить на ее улыбку. Анна вытащила из кармана шорт пачку сигарет и протянула ее женщине. Она сделала это как-то униженно и улыбнулась, такой улыбки мне еще ни разу не приходилось видеть на ее лице, будто она улыбалась только для себя одной, напрочь позабыв, о чем пришла ее просить. При виде пачки сигарет женщина так и подскочила на месте. Потом опустила глаза, взяла сигарету и поднесла ее ко рту. Рука ее была похожа на цветок с синими лепестками. Она дрожала. Я наклонился и зажег ей сигарету. Однако рука дрожала так сильно, что не смогла удержать сигарету и та выпала у нее из рук. Эпаминондас поднял ее. Женщина машинально взяла сигарету, поднесла ко рту и глубоко затянулась. Она была явно из тех, кому нравилось курить и кто обретал в курении силу и терпение. Взгляд ее впервые покинул Анну и скользнул по нас с Эпаминондасом – в нем сквозило все то же мучительное любопытство. Она словно силилась что-то понять, но ей это никак не удавалось, и она отказывалась от дальнейших попыток.

– Скажите ей, – едва слышно прошептала Анна, – скажите ей, что, скорее всего, это ошибка.

Легран с горем пополам перевел ее слова. Женщина выслушала с бесстрастным видом. И ничего не сказала в ответ.

Вечерний ветерок донес до нас густое облако дыма. Но всем было не до того, чтобы замечать такие вещи. Кроме меня. Да и то… По-прежнему едва-едва. Хотя он был какой-то удивительно едкий и вонючий.

– Да-да, – проговорила Анна, – очень-очень много шансов, что это просто ошибка.

Легран перевел, все так же с трудом. Он немного занервничал. С минуту у женщины был такой вид, будто ей захотелось что-то ответить, однако она и на сей раз промолчала.

– Скажите ей, – попросила Анна, – что вот уже целых три года, как я ищу его.

Легран снова перевел. Женщина окинула Анну долгим взглядом, опять подумала, дольше, чем в тот раз, потом опустила глаза, так ничего и не ответив.

– Может, – предположил Легран, обернувшись в сторону площади, – другие будут поразговорчивей.

Анна поднялась во весь рост.

– Нет, – возразила она, – я не хочу говорить ни с кем, кроме нее.

Ей долго пришлось ждать, пока та наконец не заговорит. Теперь она снова успокоилась. Женщина докурила сигарету, и она протянула ей другую. Именно в тот самый момент запах дыма сделался таким сильным, что его уже никак нельзя было не заметить. Анна обернулась, и лицо ее залила какая-то немыслимая бледность. Посмотрела куда-то вдаль, туда, откуда шел этот дым. Он шел с другой стороны площади, не так уж издалека. Анна сделала едва уловимое движение, будто собираясь убежать, но только в другую сторону, туда, откуда мы пришли. Потом остановилась, совсем без сил. Легран явно не понял, что произошло. Я бросился вперед, Эпаминондас – следом за мной. На крошечной площадке, круглой, двое мужчин поджаривали куду. Они вертели палку, проходившую меж его связанных ног. Голова, еще не тронутая огнем, волочилась носом по земле, а длинная шея, на которой он носил свою свободу по самым отдаленным лесам планеты, уже сникла, опаленная языками пламени. Это от его горящих копыт распространялся по всему селению тот самый запах, что так встревожил нас. Рога были отделены от тела. И валялись на земле, будто шпаги, выпавшие из рук воина. Я вернулся к Анне.