Матросы
Шрифт:
— А какая рыба? — спросил Василий.
— Самая разная. Сазан, судак, окунь, осетр, севрюга, белорыбица, мелочь — тарань, селедка. Хватит?
Одновалов залез на верхнюю полку. Василий последовал его примеру и скоро заснул.
…Из плещущих волн поднялась броневая стена, куда ни протяни руку только мокрая, осклизлая броня, заклепки и волны. Корабль мчится, а он — у бортовой стали. Его качает и колотит, и всюду заклепки, заклепки…
Василий проснулся. Вспотевшие пальцы ощущали круглые головки
Из другого отделения тянуло табаком.
— …В Майне я родился, — слышался чей-то голос, — там все — Матвеевы. Оттуда перебрались на станцию Юдино, семилетку кончил. Куда дальше? В железнодорожное училище. Заканчиваю. Почетная грамота на стенке. Специальность — слесарь-автоматчик, по автотормозам. Потом направляют учиться на мастера в Казань, в техшколу и — на производство. Пришло время, приказ расклеили. Обязан подержать винтовку вместо гаечного ключа. Матери плачут, девушки…
Шепот. Хохот.
Одновалов сладко спал, подложив ладонь под щеку. Василий подумал: «Верный бы оказался друг — тогда и служба легче…»
Туман. Мутно в окошках, как ни три их кепчонкой.
— Появился уже героический или нет?
— Не видно ничего.
— Вроде море.
— Какое там море? Туман.
Люди толклись возле своих пожитков. Состав тормозил на крутизне. Из открытой двери влетал сырой воздух с запахами кузнечного дыма.
В проходе, с мешком за спиной, Одновалов допивал из горлышка лимонад.
Перронные лампы желтели во мгле. Вспыхивали карманные фонарики, и тогда возникали люди в бушлатах.
В тамбуре кто-то командовал хрипло, спросонок:
— Не забивать проход! Так! По одному!
Духовой оркестр встретил маршем.
— Держись, Василий, — сказал Одновалов, — на новом месте основное — не споткнуться.
Полковник в армейской шинели принимал рапорт сопровождавшего призывников капитан-лейтенанта. Под глазом полковника будто капнули смолой — родинка. Ладошка капитан-лейтенанта — у фуражки, заломленной на затылок. Трубы перешли на «Раскинулось море широко».
— Ах, дьявол! Натянуло туману, — сказал полковник, выслушав рапорт, — и молодых не разглядишь.
— Лозунги хорошие вывесили, — сказал второй моряк, — Кипарисовых веток привезли с Южного берега — и на тебе… Такая наша участь… Шишкарев, подстраивайте, начнем!
Старшина зычно отдал команду, подхваченную по всему перрону. На лице полковника скрестились лучи фонариков, и он, жмурясь от света, произнес речь, неожиданно дошедшую до сердца утомленной длинной дорогой молодежи, — была она краткая и задушевная.
— Поздравляю вас с прибытием на службу в столицу Черноморского флота!..
Фонарики погасли.
Тронулись с вокзала куда-то в гору.
Головной моряк с красным фонарем на палке тенором завел «Летят перелетные птицы». Песню недружно подхватили в колонне.
По правую сторону кривой и узкой улочки поднимались каменные стены. Слева — обрыв, ниже — мутные точки огней. Снова стена, сырые камни.
Не нужен мне берег турецкий, Чужая земля не нужна…Песню допели. Вторая не возникла.
Подъем окончился у железных ворот. Скрип щебня прекратился. Караульный с автоматом на груди засвистел, ворота раскрылись. Снова подъем по булыжнику, к зданию, сложенному из крупных пиленых камней, — казарма, похожая на бастион.
Внутри пахло керосином и хлоркой. Шаркая подошвами, люди втягивались в казарму, к самому дальнему углу, где заспанный, недовольный старшина бросал матрацы до тех пор, пока куча их не растаяла.
— Остальные до побудки как-нибудь перебьетесь, — старшина отряхнул руки. — Ишь сколько вас подвалило. Лагун у дверей! Гальюн по коридору!
Пока не многие знали, что это за штуки.
Легли на трехъярусные нары молчком, тесно. Кто на матрацы, кто на голые доски.
— А подушки? — спросил Столяров.
— Сейчас. Подожди, — буркнул Одновалов и, свернувшись калачом, захрапел.
— Попить бы, — сказал Столяров.
— Мне самому зверски пить хочется, — отозвался Василий. — Сейчас узнаю.
Он обнаружил лагун с теплой водой, пахнувшей жестью. Забравшись на нары, сказал:
— Лагун у дверей.
— Лагун? — переспросил Столяров.
— Бачок. Понял?
— Ясно. А уборная где?
— Не уборная, а гальюн.
— Гальюн так гальюн. Где же он? Как старшина сказал: направо или налево?
— Поищи сам, Столяров. Ты еще попросишь Василия ширинку тебе застегнуть, — упрекнул его Матвеев, до этого не вмешивавшийся в беседу.
— Грубо. Не по-товарищески…
— Ишь ты какой!
II
Утром будили свистки. Уборка матрацев заняла полминуты. Повинуясь трелям дудки, пошли умываться. Потом их построили и отвели в столовую. Первая смена встретила разноголосым шумом.
Экипаж — или, как его шутливо называли, флотский вокзал — хлебал суп из алюминиевых мисок. Миска как миска, большая, много вмещает. Рисовый суп неплох.
Солнце осветило здания учебного отряда, южную часть города и узкую полосу бухты.
Людской поток, влившийся вчера через шлюзовые ворота, растекался ручейками по экипажу, этому фильтрующему резервуару флота. Стригли, мыли, переодевали, переобували.