Матушка Готель

Подгорный Константин

Следующим же утром Готель снова отправилась в лес. Надеялась ли она увидеть чудо? Нет. Скорее, она хотела найти причину своих перемен, ведь если цветок обладал целительной силой, то почему он не излечил её от хромоты.

Уже проходя знакомую рощу, Готель заметила, а вернее не заметила никакого света на её краю. Она даже нашла ту же лилию на том же самом месте, но ничего волшебного в ней не было. Несколько разочаровавшись, что ей пришлось напрасно проделать такой долгий путь, она села на траву. Небо было лазурным и прозрачным, и всё что согревало её сейчас, было лишь яркое солнце, стоящее прямо над головой. "Теперь Изабель нарожает Филиппу наследников, - думала она, закусив в зубах травинку, - если это естественно её не убьет". Она вспомнила несчастную Сибиллу и подумала

чего стоит такая жизнь. Ничего. Разменная монета. Готель поднялась, отряхнулась и пошла через рощу. И еще она подумала, что благодаря неведомым, но еще живущим в ней силам, она может заняться чем-то полезным в эти дни, поскольку в отличие от её ночного чуда, жизнь пока не собиралась её покидать. Ей нужно было принести домой воды, а еще зайти к Себастьену за маслом. Но тут она остановилась. Странно, почему она не подумала об этом раньше. О ночном чуде. И почему она решила, что его свет будет необходим днем. Готель развернулась и пошла обратно к цветку.

Она села на прежнее место и терпеливо стала ждать темноты. Еще прежде, чем солнце коснулось края земли, и прежде, чем можно было бы заметить, как лепестки цветка стали источать свет, Готель почувствовала его присутствие у себя в голове. Он буквально захватил всё её сознание, пронесся по её воспоминаниям, детству; он открыл каждую дверцу, взорвал оглушительным фейерверком всякий некогда уснувший замысел, высокое намерение, обычное неожиданное желание глотка свежего воздуха или просто мечту; он прилежно впитывал в себя горечи, боль и потери, вытаскивал из-под слоя лет давно закаменевшие обиды и страхи, и выносил их прочь, а отдавал лишь тепло и ничего больше. А его тепло давало всё: и бесстрастное чувство самообладания, гармонию мысли, души и тела. И очень скоро от такого стихийного, но очень благодатного воздействия Готель закрыла глаза и впала в сон.

Не известно грел ли её цветок на протяжении всей ночи, но проснулась она явно от холода. Лилия дрожала на ветру своими широкими, желтыми лепестками, выглядела хрупкой и даже не представляла собой и намека на ту силу, которую она имела ночью. Готель встала и сразу, буквально увидела изменения; она стала зорче, и все её движения стали легче и гибче, словно прежний, невидимый, тяжкий груз пал с её плеч. Она смотрела на свои руки и не могла тому поверить. Её кожа стала чистой и гладкой, какой была, может быть, лет пятнадцать тому назад. И волосы. Готель вдруг увидела на плечах свои волосы, черные без проседей. Она взглянула на цветок, послушно качающийся под утренним ветерком. "Бел'eнское чудо", - тихо сказала она, проводя над ним рукой, словно поглаживая, но при этом совершенно не касаясь.

Знал ли еще кто-нибудь о нем? Возможно. Но сейчас голова Готель была занята другими вопросами, которых с каждой секундой становилось только больше. Выздоровела ли она или стала моложе, а если так, то сколько ей теперь приходилось лет? И останется ли она такой? А если да, то как долго, и как в таком случае воспримут её новый образ люди? Возможно, ей пришлось бы уехать в другой город или остаться и дальше вести отшельническую жизнь в Лионе. И еще она подумала, что может ей стоит провести здесь еще одну ночь, потому что не знала, сколько времени еще будет цвести цветок. Однако самый главный вопрос был в том, нужно ли ей это? Ведь еще три дня назад она была готова проститься с этим миром, лишь бы избавить себя от пустого остатка жизни, а теперь это чудо, не то божественное наказание за её греховное желание, настигло её, лишь прибавив времени. Так что же это было, дар или удар свыше?

Не найдя ответа ни на один вопрос, Готель решила пока не продолжать общения с цветком, а вернуться домой, до той поры, как в её голове не станет большей ясности. Входя в Лион, она надела капюшон и опиралась на клюку, словно ей это было всё еще необходимо.

Город не заметил её изменений, хотя Готель всё же решила сменить несколько своих лавок, хозяева которых были не чисты на язык. И никто, вроде бы, не обращал на неё особого внимания, если не считать одного мужчину, которого, как показалось Готель, она встретила у Себастьена, когда приехала в Лион четыре года

назад. Каждый раз он смотрел на неё, не отрывая взгляда, пока она шла мимо, что само по себе раньше никогда не было странностью. Её красота в прежние годы и общение с мужчинами всегда была подспорьем в служении Богу. Это давало ей более богатые дары, а церкви, в свою очередь, более щедрые пожертвования; чем если бы у неё было бы одно портное мастерство. Подумав об этом, Готель решила купить кусок материала на новое платье, поскольку от плохого зрения она соскучилась по шитью. А еще она решила, что пришла пора познакомиться с лионским епископом - Жаном де Бельменом, а также заручится его поддержкой. Готель боялась, что не поняв причины в её изменениях, дурной человек не найдет ничего, кроме как объявить её ведьмой или колдуньей. Но, как говорили в городе, епископ "принадлежал душой Богу, а телом Римской империи", которая возложила на него управление Лионом; а потому щедрые пожертвования могли бы прикрыть глаза местной епархии на пустые разговоры и вздор.

Готель достала из ящика орден, завернутый в лазурный платок расшитый золотыми лилиями, и внимательнее взглянула на геральдику. Возможно, это было совпадение. Возможно, знак свыше, в том, что и цветок и орден были посланы ей Богом, но зачем? Дать сил на рождение ребенка? Но этот свет, он совсем не исцелял; Готель осознавала это каждый раз, когда чувствовала боль в ноге, поднимаясь на холм. Что же давал цветок? Что давал его свет? Молодость? Нет. Скорее возвращал отпущенное время. Только! время, которое не имело никакого отношения к телу или его здоровью. Но зачем? Зачем Бог послал ей этот знак, свет, время или что бы это там ни было, когда всю жизнь она просила только дитя?

Спрятав орден под одежду, Готель отправилась в собор.

– Я надеюсь, вы не из сторонников Пьера Вальдо и его воззрений, - улыбнулся епископ, проходя по собору, - с тех пор, как он появился здесь со своей ересью с отказом от собственности, у нас было с ним немало проблем, пока Папа не отлучил их от церкви. Не хорошо проповедовать за стенами храма, особенно в мирском толковании, поскольку неизвестно куда заведет людей такая проповедь.

– Ваше преосвященство, - отвечала Готель, - я всегда делала пожертвования в пользу церкви и Бога, ставя единственной своей целью прощение Всевышнего. Живя в Париже, я делала пожертвования собору Нотр-Дам, о чем есть записи в книге Ордена Морисом де Сюлли; теперь же, я прошу вас принять пожертвования для собора Сен-Жан, в городе, который сам Господь Бог, возможно, избрал остатку моей жизни.

Отчасти она лукавила, отчасти, принимая во внимание свою недавнюю находку, допускала мысль, что находка эта не была случайной. В итоге, Готель передала Лиону дом на Сицилии, который она давно не посещала и не планировала больше посещать, и половину средств, хранящихся в графстве Прованс. Вторую же половину средств, а также дом в Париже, Лионе и Марселе она переписала на свой орден с возможностью фамильного наследования, что было весьма находчиво, с учетом её вероятного последующего омоложения.

Следующим же утром на другом берегу Соны Готель посетила портную лавку Николь Рэммэ. Эта милая девушка семнадцати лет, продавала лучший в городе материал, который доставлял её отчим из Турина, находящегося, кстати, сразу за альпийским хребтом. Иногда Готель думала посетить свою родину, но почему-то так ни разу и не собралась.

– Добрый день, Николь, - поздоровалась она, входя в магазин.

– Добрый день, мадам, - удивилась девушка, - мы знакомы? Простите, просто я не помню, чтобы вы заходили раньше.

– Я много раз слышала о вашем магазинчике, но здоровье не позволяло мне взяться за иглу, - объяснила Готель.

– Вы живете в Лионе?

– Уже давно, - отвечала покупательница, - у вас превосходный материал.

– С тех пор, как мне исполнилось четырнадцать, Карл - мой отчим оставил управление лавкой на меня, и я прилагаю максимум усилий, чтобы торговля шла успешно.

– Так вы тоже из Турина?
– спросила Готель, вытаскивая серый моток из-под других.

– Тоже?
– переспросила девушка.