Шрифт:
Annotation
«Дело было постомъ, во вторникъ. Утро выдалось прекраснейшее. Mope спокойное, гладкое, точно зеркало, спало безъ малейшей ряби, a отблески солнца падали на неподвижную воду дрожащими зопотыми треугольниками. Лодки, тянувшія за собой сети мимо мыса св. Антонія, были чужды всякой тревоги; тишь на море внушала доверіе, и хозяева ихъ стремились поскорее наполнить свои корзины, чтобы вернуться въ Кабаньялъ, где рыбачьи жены нетерпеливо ждали на взморье. На базаре въ Валенсіи спросъ былъ великъ, и рыба, слава Богу, шла съ рукъ легко…»
Перевод: В. Кошевич
Висенте Бласко Ибаньесъ
I
II
III
IV
V
VI
VII
VIII
IX
X
Майскій цвтокъ
I
Дло было постомъ, во вторникъ. Утро выдалось прекраснйшее. Mope спокойное, гладкое, точно зеркало, спало безъ малйшей ряби, a отблески солнца падали на неподвижную воду дрожащими зопотыми треугольниками. Лодки, тянувшія за собой сти мимо мыса св. Антонія, были чужды всякой тревоги; тишь на мор внушала довріе, и хозяева ихъ стремились поскоре наполнить свои корзины, чтобы вернуться въ Кабаньялъ [1] , гд рыбачьи жены нетерпливо ждали на взморь. На базар въ Валенсіи спросъ былъ великъ, и рыба, слава Богу, шла съ рукъ легко.
Въ полдень погода измнилась. Началъ дуть низовой втеръ, очень опасный въ залив; море покрылось легкой рябью; приближеніе бури всколебало гладкую воду, принявшую свинцовый оттнокъ; съ горизонта налетли тучи и закрыли солнце.
Подиялась тревога. Ураганъ предвщалъ бднякамъ, привыкшимъ къ бдамъ на мор, одну изъ тхъ бурь, которыя не обходятся безъ человческихъ жертвъ.
Женщины, подгоняемыя втромъ, раздувавшимъ ихъ юбки, волновались и растерянно бгали по песку, сами не зная куда, причемъ испускали ужасные вопли, призывая всхъ святыхъ; тогда какъ мужчины, блдные, сосредоточенные, покусывая сигаретки и прячась за лодками, оставшимися на берегу, наблюдали темнвшій горизонтъ спокойными и проницательными взорами моряковъ, не спуская глазъ со входа въ гавань, съ выдававшагося впередъ Левантинскаго мола, гд начинали биться о красныя скалы первыя высокія водны, разлетавшіяся кипучей пной.
Мысль обо всхъ этихъ отцахъ, которыхъ буря застигла за добываніемъ хлба для своихъ семействъ, кидала въ дрожь; и при каждомъ порыв бури, налетавшемъ на береговыхъ зрителей, послдніе думали о крпкихъ мачтахъ и о треугольныхъ парусахъ, можетъ быть, въ эту минуту уже превращенныхъ въ щепки и тряпки.
Черезъ нсколько часовъ посл полудня, на все боле темнвшемъ горизонт показался рядъ парусовъ, исчезавшій и опять выплывавшій, словно подвижные клочья пны. Лодки приближались въ безпорядк, какъ напуганное стадо, качаясь на свинцовыхъ волнахъ, убгая отъ неутомимаго и бшенаго урагана, который, каждый разъ, какъ настигалъ ихъ, будто радовался, отрывая то клокъ холста, то кусокъ мачты, то доску отъ руля и, наконецъ, приподнявъ цлую гору зеленоватой воды, обрушивалъ ее на измученную лодку.
Растрепанныя женщины, обезумвши отъ горя, охрипши отъ криковъ, возсылаемыхъ къ небу, бгали по Левантинскому молу, рискуя сдлаться жертвою волнъ, хлеставшихъ скалы; вс мокрыя отъ пны, брызгавшей на нихъ съ бурнаго моря, он трепетно всматривались въ горизонтъ, какъ будто надясь, несмотря на разстояніе, увидть медленную и страшную агонію своихъ близкихъ.
Многимъ лодкамъ удалось пристать къ берегу, но когда наступилъ вечеръ, на лицо оказались не вс. Боже мой! Что могло ихъ постигнуть? Ахъ! Счастливы были т женщины, которыя въ этотъ часъ обнимали на пристани вернувшихся мужей и сыновей, тогда какъ другія мене счастливыя, знали, что ихъ милые плывутъ въ гробу среди мрака, прыгая съ волны на волну, проваливаясь въ прожорливыя бездны, слыша скрипъ разъзжающихся подъ ногами досокъ и ожидая себ на голову грозную гору воды.
Дождь шелъ всю ночь, что не помшало многимъ женщинамъ просидть до зари на мол, въ черной каменноугольной грязи; завернутыя въ свои промокшіе плащи, он молились громкими воплями, чтобы слышне было глухимъ на небесахъ, а порою прекращали молитвы, начиная рвать себя за волосы и, въ порыв гнва и ненависти, кидать въ небо ужасныя богохульства рыбнаго рынка.
Лучезарная заря! Солнце показало свой лицемрный ликъ за крайними предлами стихшаго моря, еще испещреннаго пною минувшей ночи; оно кинуло на воды длинный поясъ золотистыхъ и подвижныхъ рефлексовъ, оно разукрасило всю природу. Можно было подумать, что здсь ничего не случилось. А между тмъ, первымъ предметомъ, который освтили его лучи на Назаретскимъ взморь, казался разбитый остовъ норвежской бригантины, раздробленной, засыпанной пескомъ, съ развороченными и превращенными въ щепки бортами, со сломанными мачтами, мочившими въ вод обрывки парусовъ.
Судно это везло съ свера грузъ строевого лса. Тихо колеблясь, море гнало его къ берегу. Громадныя бревна, толстыя доски подхватывались толпой, кишвшей на берегу, и исчезали, точно поглощенныя пескомъ.
Эти муравьи работали проворно. Буря была имъ выгодна. По дорогамъ Рузафы торопливо развозились прекрасныя балки, долженствовавшія превратиться въ крыши для новыхъ избъ. Береговые пираты весело подгоняли своихъ воловъ и лошадей, чувствуя себя законными владльцами добычи и не затрудняясь мыслями о томъ, что эти бревна могли быть забрызганы кровью несчастныхъ иностранцевъ, которыхъ они видли мертвыми на песк.
Таможенные сторожа и праздная толпа, скоре съ. любопытствомъ, чмъ съ испугомъ, стояли группами вокругъ нсколькихъ труповъ, лежавшихъ у воды: то были видные, рослые, блокурые, мускулистые парни, крпкое тло которыхъ, блое, точно у женщинъ, просвчивало сквозь рваную одежду, между тмъ какъ голубые глаза, мутные и неподвижные, устремлены были на небо съ выраженіемъ недоумнія.
Гибель норвежской бригантины была наибольшею изъ бдъ, причиненныхъ бурею. Объ этой катастроф написали въ газетахъ. Горожане изъ Валенсіи собрались, точно на богомолье, чтобы издали поглядть на судно, увязшее до снастей въ зыбучемъ песк; и вс, забывъ о рыбацкихъ лодкахъ, съ удивленіемъ оборачивались на стоны женщинъ, къ которымъ еще не вернулись ихъ мужья.
Впрочемъ, несчастье оказалось мене значительнымъ, чмъ думали сначала. По спокойному морю подплыло нсколько лодокъ, которыя считались погибшими. Убгая отъ бури, он попали въ Денію, Гандію или Кульеру; при появленіи каждой изъ нихъ раздавались крики радости, возгласы благодарности всмъ святымъ, приставленнымъ въ хранители къ людямъ, которые зарабатываютъ себ хлбъ на мор.
Только одна лодка такъ и не вернулась, – лодка дяди Паскуало, одного изъ самыхъ усердныхъ работниковъ въ Кабаньял, вчно въ погон за копейкой, рыбака зимой, а лтомъ контрабандиста, храбраго на мор и постояннаго постителя береговъ Алжира и Орана, которые онъ попросту называлъ «берегъ, что напротивъ», точно говоря о тротуар черезъ улицу.
Его жена, Тона, провела на мол боле недли, вмст съ двоими ребятами, изъ которыхъ одинъ былъ на рукахъ, а другой, уже большенькій, держался за ея юбку. Она ждала своего Паскуало и при каждомъ новомъ извстіи начинала вопить, рвать себ волосы и шумно призывать Пресвятую Дву.
Рыбаки не высказывались опредленно, но, говоря съ нею, принимали мрачный видъ. Они видли, какъ лодку несло бурею мимо мыса св. Антонія уже безъ парусовъ: слдовательно, она не могла пристать къ берегу; а одному даже показалсь, будто ее подхватила сбоку громадная, быстрая волна; но онъ не могъ сказать съ увренностью, ускользнула ли лодка или же была потоплена.