Майский цветок
Шрифт:
И несчастная женщина продолжала ждать вмст со своими ребятами, столь же быстро приходя въ отчаяніе, какъ и утшаясь надеждами; но, наконецъ, по прошествіи двнадцати дней, таможенная лодочка, крейсировавшая вдоль берега ради надзора за контрабандою, притащила за собою лодку дяди Паскуало, килемъ вверхъ, черную, блестящую отъ морской слизи, подобную громадному гробу и окруженную стаями странныхъ рыбокъ, маленькихъ чудовищъ, очевидно привлеченныхъ добычею, которую они почуяли сквозь доски.
Лодку вытянули на берегъ. Мачта была сломлена у самой палубы, трюмъ – полонъ воды. A когда рыбаки ухитрились залзть туда, чтобы вычерпать эту воду ведрами, то ноги ихъ, проникши между снастями и кучами корзинъ,
Это былъ дядя Паскуало, но въ столь ужасномъ вид, что вдова, хотя завыла отъ отчаянія, однако не рискнула прикоснуться къ отвратительному трупу. Прежде чмъ потопить лодку, волна сбросила рыбака въ трюмъ, гд онъ такъ и остался, убитый сразу, найдя себ могилу въ томъ досчатомъ кузов, который составлялъ мечту всей его жизни и являлся результатомъ тридцатилтней бережливости, копившей грошъ за грошемъ.
Кабаньяльскія кумушки принялись бшено вопить, видя, какъ море награждаетъ людей, имющихъ храбрость работать на немъ; ихъ погребальные вопли проводили до кладбища гробъ, въ который положены были истерзанные и разложившіеся останки.
Впродолженіе недли о дяд Паскуало говорилось много. Но затмъ люди перестали вспоминать о немъ, кром какъ при встрчахъ со вдовою, которая все вздыхала, ведя за руку одного малыша, а другого неся на рукахъ.
Бдная Тона плакала не только о гибели мужа. Она предвидла нищету и притомъ не такую, какую еще можно вынести, а такую, которая ужасаетъ даже бдняковъ: ту, что лишаетъ крова и принуждаетъ несчастныхъ протягивать руки на улицахъ, чтобы вымолить копейку или заплсневлую корку.
Пока ея несчастье было новостью, она не оставалась безъ помощи; подаянія и сумма, собранная въ окрестности по подписк, обезпечили ее на три или четыре мсяца. Но люди забываютъ быстро. Вскор въ Тон перестали видть вдову утонувшаго: она явилась просто нищенкой, надодающей всему свту хныкаиьемъ и клянченьемъ. Въ конц концовъ, многія двери закрылись передъ нею, многія задушевныя пріятельницы, когда-то встрчавшія ее лишь съ привтливыми улыбками, стали отворачиваться съ пренебреженіемъ.
Ho не такая женщина была Тона, чтобы растеряться отъ общественнаго презрнія. Вотъ еще! Она довольно наплакалась. Пришла пора добывать себ пропитаніе, какъ надлежитъ доброй матери съ парою здоровыхъ рукъ и парою открытыхъ ртовъ, постоянно просящихъ сть.
Одна у нея была на свт собственность: разбитая лодка, въ которой погибъ ея мужъ, гнила на песк, заливаемая дождями или разсыхаясь отъ солнца и давая пріютъ въ щеляхъ своихъ цлымъ тучамъ москитовъ. Смышленая Тона кое-что придумала. На томъ мст, гд валялось судно, она затяла цлое предпріятіе. Гробъ отца долженъ былъ прокормить вдову и сиротъ.
Родственникъ покойнаго Паскуало, дядя Маріано, старый холостякъ, слывшій богатымъ и выказывавшій нкоторую благосклонность къ дтямъ Тоны, помогъ вдов и, несмотря на свою скупость, далъ ей денегъ на обзаведеніе.
Одинъ бокъ лодки распилили сверху донизу, чтобы устроить входъ. На корм появился небольшой прилавокъ, за нимъ помстились два-три боченка водки, простой и можжевеловой, a также и вина. Палуба уступила мсто крыш изъ толстыхъ просмоленныхъ досокъ, отъ чего эта темная лачуга стала нсколько повыше. На носу и на корм изъ оставшихся досокъ вышло дв конурки, похожія на каюты, одна – для вдовы, другая – для дтей, а передъ дверью
Кабаньяльскія кумушки были вн себя отъ изумленія. Сущимъ чортомъ оказалась эта Тона. «Смотрите, какъ сумла устроиться!» Боченки и бугылки чудеснымъ образомъ пустли: рыбаки предпочитали пить здсь, чмъ ходить черезъ все взморье въ кабаньяльскіе кабаки; а въ тни навса, на хроменькихъ столикахъ, они перекидывались въ картишки въ ожиданіи часа выхода въ море, оживляя игру нсколькими глотками рома, получаемаго Тоною прямехонько изъ Кубы, въ чемъ она клялась именемъ Бога!
Разбитая лодка плыла на всхъ парусахъ. Въ т времена, когда, перелетая съ волны на волну, она выкидывала въ море сти, ни разу не случилось ей дать столько барыша дяд Паскуало, сколько теперь давали вдов ея обломки, старые и превращенные въ кабачекъ.
Это доказывалось постепеннымъ ея украшеніемъ.
Въ обихъ каютахъ появились превосходныя саржевыя занавски; а когда он раздвигались, то можно было видть новые матрацы и подушки въ блыхъ наволочкахъ. На прилавк, точно слитокъ золота, блисталъ ярко вычищенный кофейникъ. Лодка, выкрашенная въ блый цвтъ, утратила мрачный видъ гроба, напоминавшій о катастроф, и, по мр процвтанія заведенія, расширялись постройки и разросталось хозяйство. По горячему песку, съ граціознымъ развальцемъ бгало боле двадцати куръ подъ командою задорнаго и крикливаго птуха, готоваго къ бою со всми бродячими собаками взморья; изъ-за тростниковаго плетня слышалось хрюканье свиньи, страдавшей астмою отъ ожиренія, а подъ навсомъ противъ прилавка не погасали дв жаровни со сковородами, гд разогрвался рисъ и шипла рыба, румянясь въ голубоватыхъ парахъ оливковаго масла.
Тутъ водворилось благосостояніе, изобиліе. Разбогатть было не изъ чего, но на безбдную жизнь хватало. Тона самодовольно улыбалась, думая, что у нея нтъ долговъ, и любуясь потолкомъ, съ котораго свшивались копченыя колбасы, блестящіе сосиски, копченая и нарзанная полосами скумбрія, окорока, посыпанные краснымъ перцемъ, а затмъ, переводя взоръ на полные боченки, разнокалиберныя бутылки, въ которыхъ сверкали разноцвтные напитки и всевозможныя сковородки, висвшія на стнк въ готовности принять въ себя всякую вкусную сндь и зашипть на жаровн.
Какъ вспомнишь, что въ первый мсяцъ вдовства ей приходилось голодать!.. Теперь, сытая и довольная, она повторяла по всякому поводу: «Нтъ, что тамъ ни говори, Богь никогда не покидаетъ честныхъ людей».
Благосостояніе и обезпеченность вернули ей молодость; она растолстла у себя въ лодк и стала лосниться точно упитанная мясничиха. Защищенное отъ солнца и сырости, лицо ея не имло того темнаго и сухого вида, какой бываетъ у женщинъ, работающихъ на взморь; надъ прилавкомъ вздымалась ея объемистая грудь, на которой смнялись безчисленные шелковые платочки цвта «яйца съ томатомъ» т. е. затканные красными и желтыми узорами.
Она позволила себ даже роскошь художественныхъ украшеній. На задней стн «магазина», выкрашеннаго въ блую краску, въ промежуткахъ между бутылками, появилась коллекція дешевыхъ хромолитографій, своею яркостью затмевавшихъ даже великолпные платочки, и рыбаки, угощаясь подъ навсомъ, любовались красовавшимися надъ прилавкомъ: Охотою на льва, Смертью праведника и Смертью гршника, Лстницею жизни и полудюжиною святыхъ, въ числ которыхъ, безъ сомннія, находился св. Антоній, а также Худымъ купцомъ и Жирнымъ купцомъ – символическими изображеніями того, кто торгуетъ въ кредитъ и того, кто продаетъ за наличныя.