Майя
Шрифт:
В камере, куда посадили Марка, уже сидел полный, пожилой мужчина, инженер с вагоноремонтного завода. Он был крайне взволнован и, несмотря на холод в неотапливаемой камере, бесконечно вытирал носовым платком вспотевшее лицо и затылок.
– За что вас, арестовали ?- спросил мужчина вновь поступившего. -Не знаю- прозвучало в ответ.
– И я не знаю- продолжал мужчина- сижу здесь уже несколько часов в полной неизвестности. Ко мне в дом вломились, всё вверх тормашками перевернули, испугали мою бедную жену, а у неё ведь сердце слабое. Вот сижу и думаю, как она там?
– и тихо добавил- А знаете, они ведь прямо здесь в подвале
Дверь со скрежетом открылась и прозвучал окрик тюремного надсмотрщика: » Прохоров, на выход!»
Тучный мужчина, поменявшись в лице, встал и пошёл к двери. Дверь с таким же шумом закрылась и Марк остался один. Вся жизнь пролетела у него перед глазами. Почему- то вспомнилось, как в детстве, ещё до мировой войны, гостил с родителями у родственников в Одессе и покойный отец катал его на катере вдоль побережья. Восьмилетний мальчик впервые в жизни видел море, оно было бескрайним, бирюзово-синим и, удивившись тому, что все называют его Чёрным спросил об этом папу и тот стал ему объяснять :»Это море, в разные времена, жившие на его берегах люди, называли по разному, например греки дали ему название- Понт Эвксинское, то есть «гостеприимное море», оно было Хазарским морем и Русским. Существует турецкая легенда, что в глубине его, на самом дне, лежит меч бога, заброшенный туда волшебником Али. Воды моря не хотят его хранить и волнуясь становятся чёрными. А помнишь, я рассказывал тебе о замечательном португальском мореплавателе Магеллане? Так вот, приплыв в эти края, его корабль попал в сильный шторм, тёмные воды, пенясь бились о борта каравеллы, пытаясь её опрокинуть, и он тоже назвал море Чёрным.
Татары и турки, набегая на местные поселения, угоняли людей в рабство через море и за ним так и закрепилось название - Чёрное, приносящее горе, оставаясь бессменным напоминанием о человеческой жестокости. Быть может в будущем у людей будет больше знаний объяснить, почему на самом деле воды моря темнеют.»
Это слово «чёрное,» вдруг возникшее в сознании Марка,ассоциировалось в его душе, как злое, недоброе, такими дурными были обстоятельства в которые он, на свою беду, попал. Чего было греха таить, новоиспечённый арестант боялся неизвестности, не понимал, как его, крайне далёкого от политики человека, живущего обычной жизнью обывателя, без вины виноватого, словно отпетого преступника, посадили в тюрьму, даже не объяснив причину. Ему сложно было поверить, что те, ранее репрессированные знакомые, двоих из которых он хорошо знал , действительно занимались тем, в чём их обвиняли, но тень сомнения оставалась и Марк спрашивал себя:«А, что если они действительно виноваты?» Но теперь речь шла о нём самом и о себе он точно знал, что ни в чём не провинился.» Тогда почему я задержан?»- терялся в догадках доктор, тщетно пытаясь найти ответ .
Через час, два тюремщика затащили волоком окровавленного Прохорова в камеру и бросили на пол. Марк помог ему сесть и напоил водой. Говорить мужчина не мог, он просто плакал.
Под утро растерянного врача повели на допрос. В полуподвальной комнате кроме стола, пары стульев и стоявшей посредине табуретки, на которую ему приказали сесть, не было ничего. Зашли двое: один - здоровый детина, уселся в полумраке в углу, второй - следователь сел за стол. Это был средних лет мужчина с крупным мясистым носом, с чёрной копной волос и двумя большими залысинами спереди. Марк, удивившись, понял, что он тоже еврей. Следователь пробуравил арестованного красными от бессонницы глазами и направил на него яркий свет настольной лампы, затем, прокашлявшись, спросил: -Фамилия, имя, отчество, место работы?
Марк поспешно ответил на спрашиваемые вопросы, следователь, открыв папку, продолжал:
–
– Что вы!- воскликнул, отрицая Марк- я простой хирург и ничего из того в чём вы меня обвиняете не делал.
– У нас имеются точные данные,- гнул свою линию следователь, не слушая арестованного, - что в ноябре этого года, вы намеренно поставили неправильный диагноз и настояли на оперативном вмешательстве двум пациентам: товарищу Головянику и товарищу Писареву, которые вследствии ваших действий умерли прямо на операционном столе. Иными словами, вы, зарезали двух пациентов. С какой целью вы это сделали?
– Я ничего подобного не делал- нервно оправдывался Марк- названные вами люди, действительно наблюдались у меня амбулаторно, но оперировали их разные хирурги, в разные дни и больные, увы, скончались через время после операций от вполне объяснимых осложнений, а не от злого умысла.
Сильным ударом ноги табурет был выбит из-под сидевшего на нём растерянного доктора, стараниями того самого здоровенного детины, находившегося в неосвещённом углу и не принимавшем до сих пор участия в допросе. Не дав опомниться упавшему, энкавэдэшник стал месить его ногами без разбору. Что- что, а развязывать языки, в этом заведении умели!
– Ладно, для первого раза с него хватит, подыми его - остановил детину следователь, затем подошёл к арестованному и со всей силы, ударив его в поддых, продолжил давить на Марка:
«Ты, гнилой, интеллигентный хлюпик, не строй из себя героя, мы не таких ломали, долго ли ты продержишься, если мы привезём сюда твою жену, представь, что мы с ней сделаем у тебя на глазах? Всё очень просто, не хочешь, чтобы тебя били, дорожишь жизнью жены, подпиши признание. Всё в твоих руках.»
Марка отвели назад в камеру. «Никого не интересует правда - подумал он с ужасом- презумпция невиновности отменена!» Увы, те, кто требовал от него нужного по заказу признания, в процессе выбивания такового, не стеснялись в выборе средств. Оба избитых сокамерника, глядя друг на друга, понимали, что обречены.
Дверь в очередной раз заскрипела и арестанты инстинктивно сжались. В проёме стоял мужчина в форме майора НКВД.
– Ты, Молтарновский ?
– спросил он Марка
– Да.
– горько прозвучало в ответ.
– Руки целы? Оперировать сможешь?
В ответ вновь последовало такое же однословное- «Да.»- с заметной примесью удивления.
– Следуй за мной!
– приказал энкавэдэшник и повёл арестованного к выходу. Ещё не осознав происходящее, Марк в сопровождении майора, вышел во внутренний двор и поспешил вместе с ним к машине. Пошёл снег. Крупные снежинки, кружась, падали на разгорячённое лицо и тут же таяли и он непроизвольно улыбнулся. Заметив его улыбку, майор схватил Марка за отвороты пальто и зловеще прохрипел:
»Что-то рано радуешься, докторишка сранный, я ещё не решил окончательно контра, ты, или нет. Сейчас в больнице, в тяжёлом состоянии, страдая от острой боли в животе, находиться мой боевой товарищ Сергей Васильченко. Не ты ли накаркал ему на днях о прободении язвы? Слушай шмок, я вытащил тебя из этих стен, только потому, что друг мой решил доверить свою жизнь тебе, а ни кому нибудь другому. Но если с ним, что-нибудь случится, я собственноручно поставлю тебя к стенке! Ты, всё понял?»