Майя
Шрифт:
Её измученное сердце то плакало о родных, то пылало гневом к обидчикам, то обливалось горечью и сомнениями, ведя какой-то внутренний спор с самим собой, задаваясь вопросом, и, пытаясь найти на него ответ. Она спрашивала себя:
«Почему столько людей, не один, не два, а тысячи, послушно пришли на то, проклятое место? Почему поверили всем этим объяснениям о переписи и переселении?» Но тут же отвечала:
«Во- первых: не явившимся угрожал расстрел, во вторых: после подписания мирного договора с Германией советская пресса писала
«Да, и, что могли сделать эти оставшиеся беззащитные старики, инвалиды, женщины и дети против вооружённых до зубов фашистов?» Не находя покоя, продолжала она спрашивать себя:
«Взбунтоваться и напасть- безоружным на вооружённых, значить всё равно погибнуть; ослушаться и не прийти? К огромному сожалению, тех кто не пришёл, выловили и расстреляли впоследующие дни. Так, что же, что они должны были сделать?!»
На этот вопрос, пожалуй, должны ответить те, кто оставил их на произвол судьбы. Её боль была невыносимо сильной, жгла и рвала всё изнутри, звеня погребельным перезвоном в ушах.
Часть четвёртая. Дорога выживания.
Эпиграф:
«Среди чёрных туч расового безумия, среди ядовитого тумана, человеконенавистничества сверкали вечные, неугасимые звёзды разума, добра, гуманизма.»
Василий Гроссман.
«Как бы трудно вам не было - никогда не меняйте красоту своей души на мёртвый холод камня! Даже если вас сломали - прорастайте заново.»
Владимир Фролов.
Глава 1 Праведники мира.
Идя впереди, Иван Петрович в какой-то миг осознал, что не слышит шагов Майи позади себя. Вернувшись, он нашёл её без сознания, лежащей на мокрой земле и, уложив девочку под ель, где было суше, пошёл за помощью к Евдокии Андреевне.
В каком-то отдалённом уголке сознания, словно в тумане, Майе запомнилось, как её подхватив под руки и за ноги, несли через лес к дороге, как тряслись куда-то на подводе, как уложили на скамье в тёплой хате. С самого утра, решив устроить банный день, хозяйка дома растопила печь и нагрела два больших чугуна воды. Сидя, как во сне, в большой жестяной лохани, Майя отмокала от налипшей на ней грязи и сгустков крови, слипшиеся комками волосы невозможно было расчесать и их просто коротко постригли. Дуся, осторожно моя мочалкой избитое, в лиловых кровоподтёках тело девочки, глотала слёзы и всё приговаривала:» Что же это за нелюди такие?!»
Теперь вымытая, одетая в платье и кофту хозяйки, великоватые ей по размеру, она сидела за столом и поддерживала,
Майя пролежала без сознания, в тифозной лихорадке, три долгих недели. Открыв глаза, она увидела две детские черноволосые головки, робко выглядывающие из-за печной занавески и с любопытством смотревшие на неё.
– Смотри, Лея,- сказала одна голова другой- девочка проснулась.
– Не шуми, ты её совсем разбудишь, посмотри какая она худая и слабая, ей надо много спать.- отвечала вторая голова.
Лёжа в своём углу и, ещё не совсем понимая, где она находится, Майя поглядывала на этих двоих и, решив проверить не снятся ли они ей, спросила тихим, странно просевшим голосом:
– Вы кто?
– Мы Перельманы, - отвечала девочка- я Лея, а это мой младший брат Миля, ему три года, а мне исполнилось семь.
– А как вы здесь оказались?- вновь спросила удивлённая больная.
– Наш дедушка работал учителем в сельской школе - продолжала рассказывать Лея - и мама, как каждый год, привезла нас с Киева на всё лето к своим родителям, но началась война, папу призвали в армию и мы все остались у бабушки с дедушкой. Когда нас гнали полицаи, мама сказала:
«Сейчас, за поворотом будут густые придорожные кусты, спрячьтесь в них и сидите тихо до темноты, а затем задворками вернитесь в село к дому священника, он вам поможет.»
Миля, устав сидеть, стал плакать и громко звать маму. Мимо проезжала женщина на телеге, увидев нас, она ахнула, всплеснув руками, и, оглянувшись по сторонам, позвала:
»А ну, дети, быстро полезайте под рогожу»- и привезла нас к себе. Тётя Дуся очень хорошая женщина, добрая.»- заключила, совсем по-взрослому, Лея.
Раздался хлопок закрывающейся входной двери и волна холодного морозного воздуха заполнила дом. «Дети, это я.»- возвестил моложавый голос Дуси. Миля быстро сполз с печи и в одной рубашке, босой побежал ей навстречу с громким криком:
»Тётя, тётя, девочка проснулась!»
– Горюшко «луковое», что же ты босиком- то по холодному полу, а ну марш бегом на лежанку- взволнованно сказала хозяйка дома и поспешила к углу, где лежала больная, приговаривая:
»Милая моя, а я уж не чаяла дождаться, когда ты очнёшься. Слава Богу, жар спал, теперь мы тебя быстро на ноги поставим. Вот молочком парным сейчас тебя напою, глядишь и силёнок прибавиться.»