Меч Гардарики
Шрифт:
Не глядя по сторонам, он шагнул к столу, на котором стояли две миски, кувшин, пара кружек и глиняный горшок, и сел на грубо оструганную скамью.
Бёдульв разложил по мискам дымящуюся кашу, налил в кружки козье молоко, обошел стол и уселся напротив Асгрима.
Они ели и пили в молчании. Снаружи грустно блеяла коза, шумели деревья в недалекой роще. Проем распахнутой двери медленно наливался красным.
– Ты и вправду собрался идти с этим чумовым на печенегов? – выскребая миску, спросил наконец Бёдульв.
– Да.
– Зачем?
Асгрим
– Проще в одиночку уложить тура, чем забрать пленника из печенежского стана. Только сумасшедшие могут сунуться к степнякам, не рассчитывая умаслить их выкупом…
Асгрим слегка усмехнулся, услышав про тура, но усмешка тут же сбежала с его лица.
«Вагни сказал – только такие сумасшедшие, как ты, могут заступать дорогу человеку Гундереда»…
Хватит!
Асгрим мотнул головой и выскоблил деревянной ложкой остатки ячменной каши.
– Что ты хотел мне показать? – с полным ртом спросил он Бёдульва.
Тот долго молча смотрел на гостя, выбирая крупицы каши из бороды. Коза снаружи надрывалась протяжно и монотонно.
– Прибери со стола, – сказал наконец кузнец, тяжело встал и заковылял в дальний угол комнаты, отгороженный занавеской.
Асгрим допил молоко из кружки и сдвинул посуду на край, не зная, куда ее можно отнести в чужом доме. В Хосебю посуду обычно…
Хватит!
Наверное, он слишком устал, раз его мысли то и дело вырывались на волю, как лошади из загона… Интересно, кому достанутся печенежские кони, если они со Златомиром не вернутся из своей безумной вылазки? Оставит ли их себе кузнец Свержелога, больше похожий на викинга, чем на крестьянина-гарда, или отдаст общине, как хотел поступить Храбр?
На стол перед Асгримом с тихим стуком легло что-то тяжелое, и он слегка передвинулся, чтобы не заслонять льющийся из двери свет.
Бёдульв принялся медленно разворачивать длинный сверток. Под слоем рогожи оказалась вытертая оленья шкура, под шкурой – толстая ткань. Когда кузнец, наконец, развернул и ткань, сонливость Асгрима как рукой сняло.
На столе лежал меч. Прямой, голубовато-серебристый, с серебряной гардой в виде двух соприкасающихся передними лапами драконов, с железным шарообразным навершьем, оплетенным золотой сеткой.
Испросив взглядом разрешения Бёдульва, Асгрим протянул руку, и рукоять из шершавого рога, инкрустированного серебром, надежно поместилась в его ладони.
Асгрим протянул меч в полосу закатных лучей, свет омыл клинок красным, заиграл на желобке, стек к резко сужающемуся концу. Слегка взмахнув мечом, Асгрим понял, что баланс клинка совершенен и что облегченный конец придает оружию ухватистость, какой не было ни у одного меча из тех, что до сих пор перебывали в руке сына Рагнара. Он вообще никогда еще не видел таких мечей, хотя много раз слышал о них – о таком оружии обожали петь скальды. Этот меч имел свою душу. Свой свирепый нрав.
Приблизив клинок к лицу, чтобы получше его рассмотреть, Асгрим заметил еще кое-что: стоило его дыханию коснуться металла, как на блестящей поверхности проступили туманные дымчатые узоры. Разлапистые веточки, пряди, изогнутые полоски пробежали по клинку, как морозные узоры по слюде. Асгриму захотелось немедленно выйти наружу и там, на просторе, как следует испытать меч, чтобы услышать, как он поет, увидеть, на что способны режущие кромки и острие…
Хриплый голос рядом заставил его вздрогнуть: Асгрим совсем забыл, что он в комнате не один.
– Этот меч стоит годовой дани со всего Свержьего Лога.
– Откуда он у тебя? – спросил Асгрим, не в силах оторвать глаз от клинка.
Подышав на металл, он слегка качнул меч в руке, и ему показалось, что туманные линии сплелись в человеческую фигуру.
Бёдульв фыркнул.
– Когда мне было не больше лет, чем тебе сейчас, Асгрим Рагнарсон, мы с моим побратимом, Ингилейвом, явились в Гардарику, чтобы разбогатеть. Здешние конунги и ярлы щедро платят своим людям, щедрее конунга Миклагарда.
– Но Харальд говорил…
– Мы нанялись к воеводе Свенельду и получали вдесятеро больше, чем получали бы от миклагардского конунга, – перебил Бёдульв. – А еще нам шла часть полюдья, так что мы не бедствовали. Чего нет, того нет! Через полгода мы с Ингилейвом уже могли бы купить десяток рабынь, а в придачу – пару отличных коней, и у нас остались бы еще деньги на выпивку.
Асгрим усмехнулся.
– Здешние рабыни так дешевы?
– Молодую нетронутую девку, за которую в Миклагарде запросили бы пятнадцать тысяч дирхемов, на кенугардском рынке можно купить за сотню.
– Шутишь? Тогда Харальду стоило бы на пути в Миклагард закупать не шкуры, а рабынь… Но что общего между здешними рабынями и этим мечом?
Асгрим все еще заворожено смотрел на клинок. Узоры появлялись на металле и тогда, когда красный свет падал на меч под определенным углом, и эти узоры действительно сплетались в человеческую фигуру. А если слегка повернуть меч, фигура начинала шевелиться…
– Спустя полгода службы я купил себе рабыню из племени свержичей, – сказал Бёдульв. – Мой побратим, Ингилейв, купил рабыню из племени полян, и по дороге с рынка мы с ним спорили о том, чья девушка окажется горячей в постели.
– И кто выиграл спор? – вежливо спросил Асгрим. Его не интересовал рассказ Бёдульва, но наступившее молчание говорило о том, что хозяин дома ждет такого вопроса.
– Никто. В ту же ночь рабыня Инглейва воткнула ему в горло его же собственный нож.
Асгрим оторвал глаза от клинка и посмотрел на Бёдульва. Кузнец сидел за столом, глядя на свою перевязанную руку.
– А твоя рабыня?
– Моя поступила куда хуже. Она взяла в рабство меня самого.
– Что?
Асгрим опустил меч и вернулся к столу.