Меч Гардарики
Шрифт:
– А ты… был… в бою?.. – ядовито просипел Храбр.
– Глянь сам – видишь в трех трупах мои стрелы? Я уложил побольше степняков, чем ты, старшой! Без меня, небось, ты был бы сейчас там же, где Истислав и Канюк. Я уговор выполнил, да с лихвой. А о том, чтобы возиться с убитыми и ранеными, не было уговора!
Храбр презрительно скривил окровавленные губы, снизу вверх глядя на Златомира.
– Хочешь меня бросить?
– Хочешь, чтобы я возился с твоими убитыми и с тобой? – уперев руки в бока, вопросил Злат. – Ну, тогда придется заключить новый уговор.
Храбр
– Сколько?
– Четыре лошади – мои, – быстро ответил Златомир. – И – добро четырех степняков.
– Ты сказал… что прикончил троих?..
– Барахлишко четвертого – за то, что довезу тебя и твоих мертвяков до Свержьего Лога.
На этот раз Храбр и вправду попробовал плюнуть, но только оплевал свою окровавленную бороду.
– Велесов внук! Волчий сын!
– Да, – кивнул Злат. – Я таков. Так что? Уговор?
Свержич скрипнул зубами.
– Уговор, – выдохнул он.
Потом посмотрел на молчаливого варяга.
– А что скажет он?
– Что он говорит? – Асгрим перевел взгляд с седобородого на Златомира.
– Ему не терпится вернуться в Свержий Лог.
Асгрим кивнул. Ему хотелось спать, а еще больше хотелось выпить. Он надеялся, что в этом Свержелоге найдется что-нибудь покрепче странной бурды, которая отыскалась во фляге при седле одной из захваченных лошадей.
– Скажи, что я отвезу его домой…
– За сколько? – выпалил Златомир.
Асгрим встал, и гард сделал шаг назад. Златомир был на голову ниже сына Рагнара, гораздо уже его в плечах и – далеко не в первый раз – Асгрим усомнился, что вырученное за такого раба серебро окупит хлопоты и головную боль, связанную с доставкой этого раба на кенугардский рынок.
– Он для тебя чужак? – сквозь зубы спросил Асгрим.
Златомир кивнул, взглянул на небо и пожал плечами.
– Свержичи обещали мне восемь ногат, если я проведу их до Белолесья. Хотели сговориться с тамошним людом вместе обороняться от…
– Далеко отсюда до Свержелога? – перебил Асгрим.
Его не интересовало, зачем соплеменники седобородого наняли Златомира. Но за сколько они его наняли, было интересно узнать. Видать, в Свержелоге водились деньги.
– Треть дня пути верхами.
Асгрим встретился глазами с седобородым, немного поколебался.
– Скажи – я доставлю его домой за три лошади в полной сбруе, четыре меча и кольчугу.
– Что он сказал? – прохрипел Храбр у ног Златомира.
– Что без меня вас всех бы поубивали и что я могу взять из добычи все, что захочу, – выпалил Злат.
Храбр пробормотал несколько очень скверных слов.
– Что он сказал? – рыкнул Угрюм.
– Что без меня вас всех бы поубивали и что я могу взять из добычи все, что захочу…
Варяг почти в точности повторил на своем языке слова, которые только что выдавил Храбр.
– …После того, как ты возьмешь свою плату, – торопливо добавил Златомир.
–
Златомир проводил его задумчивым взглядом.
«Могу поспорить, никто в Свержьем Логе и не подумает за него вступиться, когда он привезет туда труп Храбра. Кто же любит чужаков, тем более наглецов-варягов! Так что мы еще поглядим, кому достанутся лошади, мечи, кольчуга и шлемы… Не говоря уж про турью шкуру».
Глава восьмая. Свержий Лог
Они ехали на закат, то по стежкам, то просто по полю, то по тропинкам, петляющим меж купами дубов и лип.
Впереди – Златомир на гнедом коне, принадлежавшем прежде убитому крючконосому гарду, за ним – могучий вороной седобородого. Между конями были прилажены носилки, на которых лежал хозяин вороного. Седобородый то терял сознание, то снова приходил в себя, но пока держался. Асгрим надеялся, что гард продержится до Свержелога. Если он привезет не раненого, а труп, будет труднее получить у местного люда выпивку, ночлег и условленную награду. Положим, он мог бы и сам взять все, что захотел, бросив бородача подыхать в поле, но человек, лежащий на носилках, прикрывал его в бою, может быть, спас ему жизнь. Каждый викинг любит поживу, но вырученное за любую поживу серебро в конце концов уйдет, как вода в песок, а слава человека надолго остается на земле.
Асгрим ехал на игреневом жеребце, присматривая за захваченными лошадьми и время от времени возвращая обратно строптивых. Особенно нервничала кобыла, на которую была навьючена свернутая шкура и огромная рогатая голова убитого быка. Тура, как называл это чудовище Златомир. Те лошади, что везли завернутые в кожи трупы гардов, вели себя куда спокойнее.
Златомира не обрадовал приказ взять гнедого, и он сел в седло мрачнее зимнего моря. Асгрим не сомневался, что именно в отместку за то, что у него отобрали коня, окаянный гард то и дело свистел и верещал на все птичьи голоса, заставляя игреневого жеребца танцевать и мотать головой.
Асгрим грозно велел Златомиру заткнуться. Очнувшийся в очередной раз седобородый тоже велел ему заткнуться – верней, что-то простонал, но Асгрим понял полуприказ-полумольбу замолчать так же ясно, как если бы раненый говорил на шведском языке.
Златомир ненадолго умолк, но после короткого привала, сделанного у небольшого ручейка, принялся петь.
На этот раз седобородый ничего не сказал – он снова потерял сознание, и Асгрим слегка позавидовал ему. Он был сыт по горло голосом Златомира. Асгрим рявкнул певцу, чтобы тот подавился своим языком, а Злат, не оборачиваясь, ответил, что сочиняет «былину» о недавней битве с печенегами, чтобы повсюду прославить геройство Асгрима, сына Рагнара, в одиночку уложившего в рукопашной схватке восемь свирепых степняков. При этом спина гарда, казалось, ухмылялась, как будто на ней была пасть от лопатки до лопатки.