Меч князя Буй-тура
Шрифт:
Ни Игорь Путивльский, ни он, Всеволод Курский, в замятне этой не участвовали, хотя дружины свои держали наготове. Старший брат, оберегая меньших, не разрешал ратоборствовать. Впрочем, до сеч дело между Олегом и Всеволодовичами также не доходило.
Тем не менее, когда Святослав Всеволодович Черниговский играл свадьбу, выдавая свою дочь Болеславу-Малфриду, за Владимира Ярославича, княжича галицкого, никто из северских князей Святославичей на свадьбе этой не был, хотя по родству и чину полагалось бы быть.
— Поезжайте, — советовал Олег. — Ваше дело молодое… веселье любящее. К тому же вы в ссоре с Всеволодовичами не были…
— Воздержимся, брат, — ответили они. — Веселье — пользительно, да братская любовь и дружба куда как пользительней. — Воздержимся. Хоть и говорится, что «гость нежданный всегда желанный», только это не про нас, не к данному случаю. Здесь вернее: «Гость званый, но не очень желанный».
И не поехали. Послали только подарки молодым.
Выздоровев, Олег Святославич повел их с дружинами на половцев хана Боняка, приведшего несметную орду к Донцу и выбиравшего момент, чтобы напасть на русские порубежные города и веси. Известие сие доставили купцы, прибывшие в Северскую землю.
«Надо упредить ворога, — писал Олег Игорю и ему, Всеволоду. — А потому собирайте, братия, не мешкав, дружины хоробрые да ждите меня с воинством в Путивле. Оттуда и пойдем».
Собрались. Пошли. Встретились с половцами хана Боняка на Донце. У северских князей около полутора тысяч воев, у Боняка — и в пять не уберешь. Сеча была долгой и жуткой. Много пало русских воинов, но еще больше — половцев. Победа осталась за северским воинством. Им же досталась и большая добыча и знатный полон.
Князь Олег не стеснялся слез, оплакивая павших воев. Так как стояла жара, довезти павших до их родных мест было невозможно. Похоронили тут же на Донце в общей могиле, насыпав сверху курган. Совершили молебен. Справили тризну. Оплакав павших, живые вои радовались: добыча была великой — и живым хватило, и семьям павших перепало.
Возвратившись в уделы, узнали, что муж сестры Марии, Ярополк Изяславич умер, оставив Марию с малым ребеночком, названным Васильком. Попечалились.
Луцкий же стол остался за Ярославом Изяславичем, самым младшим из Изяславичей. Тот вдову брата не обидел, оставил в Луцке. Порадовались за Марию и племенника.
Под осень великий киевский князь Ростислав Мстиславич стал держать путь на Новгород Великий, в котором княжил его сын Святослав. Между Святославом и новгородцами вышла какая-то распря, и Ростислав Мстиславич пожелал ее лично разрешить и уладить мир между сыном и новгородцами.
На этом пути, в Чечерске, великого князя с небывалыми досель почестями встретил Олег Святославич с супругой Агафьей. Пировали чуть ли не седмицу, одаривая друг друга подарками. Потом Ростислав продолжил свой путь. Но, дойдя до Великих Лук, разболелся и повернул обратно. А Олег, проводив с честью тестя, возглавил вскорости поход на половцев. К ним примкнул Ярослав Всеволодович Черниговский, с которым Олег успел помириться.
Впрочем, несмотря на примирение, Олег не забывал повторять Игорю и ему, Всеволоду, чтобы с этим двоюродным братцем ухо держали востро: «В рати не силен, но в хитрости любого за пояс заткнет. Палец в рот не клади — всю руку отхватит».
Поход, несмотря на жестокие холода и снежные бури, был удачным. Они с братом Олегом наголову разнесли стан хана Кзака, захватив в полон не только простых половцев, но и любимую жену Кзака с детьми. Сам хан Кзак спасся, но позор на него лег несмываемым пятном на долгие годы. А Ярослав Всеволодович со своей дружиной разбил стан хана Берляка.
Добыча была такова, что ее везли на арбах, взятых в половецких станах. А полону — не счесть. К тому же освободили большой русский полон, и теперь приходилось следить, чтобы бывшие русские полоняне не передушили своих недавних хозяев-половцев, ставших по воле Господа в одночасье рабами.
«Эх, причудливы повороты судьбы, — усмехнулся с грустью Всеволод, вспомнив данное обстоятельство, — не прошло и двадцати лет, как мы с Кзаком поменялись ролями: теперь он с другими ханами радуется победе над нами… Да еще, пес паршивый, земли наши зорит, вымещает свою злобу. Правда, тогда была зима, а теперь лето красное…»
Счастье в тот год было бы полным, если бы не смерть великого князя Ростислава, умершего 14 марта в сельце Городино. Олег с княгиней Агафьей, только-только родившей сына Давыда, затужили. Еще бы: Ростислав Мстиславич был им и защитником и опорой.
Киевский же стол занял не брат Ростислава, тридцатишестилетний Владимир, по старшинству в роду, так как был последним из оставшихся в живых сынов Мстислава Великого, и не сыновья самого Ростислава, коих было шесть — и это была сила, а племянник Мстиславичей и зять северских князей Мстислав Изяславич, которому шел сороковой год.
«Пусть великим столом володеет не старейший, а храбрейший», — стало единым мнением потомков Мономаха при вручении киевского престола Мстиславу Изяславичу.
«Мы не против, — выразил общее мнение северских князей Олег Святославич. — Был бы мир, и никто бы не зарился на наши земли».
Хоть и говорили о мире, но все знали: недолго он продержится. Вот-вот начнется замятня среди Мономашичей из-за великого стола. Ведь всегда находились недовольные новым разделом уделов — и тогда шли ратью брат на брата, племянник на стрыя. И, точно, началась. Владимир Мстиславич, подстрекаемый некоторыми племянниками Ростиславичами и прочими, решил захватить Киев и не пустить туда Мстислава Изяславича, но тот быстро собрал полки своих союзников — галичан, торков, поляков — и двинулся с ними на мать городов русских.
Само собой вставал вопрос: «Кого поддержать?». И тот и другой находились в родственниках. Но Олег рассудил просто: «Не наш пир — и не наше похмелье».
Святослав Всеволодович Черниговский, тайно лелеявший мечту овладеть киевским столом, на котором в свое время находился его родитель Всеволод Ольгович, решил было воспользоваться сумятицей среди Мономашичей и попытать счастье. Предав забвению недавнюю ссору с Олегом Святославичем, прислал к тому брата Ярослава, подбивая на поход в Киев, обещая черниговский стол в случае удачи. Но и здесь Олег, помня легковесность обещаний Всеволодовичей, на уговоры не поддался, повторив: «Не наш пир — не нам меды варить».