Меч князя Буй-тура

Пахомов Николай Анатольевич

— И я, княгиня, того же мнения: отобьемся, — обмолвился и воевода, пристально наблюдая за действиями половцев, оставивших обезлюдевшую слободку в стороне и направлявшихся к мосту через Кур.

— Так там — вои, а у нас — смерды да посадский черный люд… — на всякий случай пытала княгиня мужей ратных, опытных в таких делах. Хотя град в любом случае надо было защищать.

— Ворог грабить да убивать пришел… полоном обогатиться… жук их забодай, божья коровка лягни, — с придыханием ответил на то Любомир. — Курчане же станут дом свой оборонять, жен, матерей, сынов, дочерей от смерти спасать… свою свободу, наконец… — потому будут драться до последней капли крови, до последнего вздоха,

не щадя живота своего.

А Яровит, крутнув перстами ус, ибо не знал, как руки свои огромные занять, добавил:

— Не сомневайся, матушка-княгиня. Русы, особливо курчане, кто бы они ни были — смерды ли, посадские ли мужи, торговые ли гости, бояре ли — все к рати с первых дней своего рождения готовы. Живем-то на порубежье со Степью Половецкой. С Божьей помощью поратоборствуем.

— Спасибо, мужи, — сочла нужным поблагодарить своих наипервейших помощников княгиня. — Успокоили, сняли камень с души.

В городе сполошно ударили в набат — и все горожане, а также смерды из окрестных весей — мужи и женки, отроки и отроковицы, — схватив какое ни есть оружие: топоры, вилы, рогатины, косы, цепы, серпы, ножи, ухваты, вывороченные из дровней и дрог оглобли — все, чем можно было бить, рубить, колоть, резать и глушить — побежали к стенам. В помощь немногочисленным городским кметям и гридням княгини.

Но побежали не просто так, не перепуганным, очумевшим от страха, кричащим, вопящим скопищем, а разумно, к заранее указанным посадником и княгиней участкам городской стены. К своим десятским и сотским, которые уже знали, кого где ставить. У тех же курчанок и беженцев-селянок, у которых не имелось никакого оружия, в руках были деревянные бадейки с водой — гасить вражеские стрелы с горящей паклей, заливать пожары. Курск, высушив слезы о павших в Половецком Поле сынах своих, ощетинившись оружием и гневом, изгнав страх, приготовился к обороне.

— Что ж, мужи, — взглянув не только на посадника и воеводу, но и других ратных людей, ее сопровождавших, изрекла княгиня, — пора и нам. Наденем брони — и на стены к народу, чтобы видели, что мы с ним. И пусть Господь нам поможет в святом деле! — перекрестилась истово.

— Поберегись, княгиня, — пожелал посадник. — Мы и сами справимся.

— Поберегусь, — заверила Ольга Глебовна. — Но ежели что… то ваш стяг — княжич Святослав. Он ныне во главе двух десятков комонных кольчужных гридней — наш последний резерв, как говорят латиняне, или последний запас, как определяем мы. И быть ему там, где труднее всего будет сдерживать ворога. Детинец не мал, а посад еще обширней — тут только комонные и смогут быстро из края в край доскакать… — пояснила она свое решение.

— Мудро, — согласился воевода. — А также не мешало бы отроков, которые посмышленей да половчее, на верхушки деревьев посадить, чтобы наблюдали за передвижениями половцев. Оттуда все стены и подступы к ним, как на длани… Чуть что — сразу бы сигнал подали. А мы по сигналу — подмогу в нужное место…

— Верно мыслишь, Любомир, — не возражал посадник Яровит, окинув взглядом посад с высоты башни. — Только со стороны бора обзору станут мешать несколько деревьев, — добавил он.

— Так их можно и убрать, — молвил воевода.

— Если половцы сразу на слом не полезут, то уберите, — поняв важность задумки курского воеводы, распорядилась княгиня. — Жаль, что о том ранее не помыслили.

И пошла в свой терем, чтобы надеть на себя один из доспехов мужа, хранившихся в гриднице и опоясать свой стан поясом с мечом. Ибо быть ей отныне не просто княгиней, но еще и витязяней, женкой-воительницей!

Дорога, по которой половцы намеревались приблизиться к градскому посаду от моста через Кур, была специально проложена курчанами так, чтобы от нее напрямую к стене детинца не подступиться. Мешал довольно крутой склон, на который коннику не взобраться. И она, идя вдоль стены на расстоянии полета стрелы, огибала детинец до самого оврага, отделявшего посад от детинца. Потом спускалась на дно оврага и по противоположному его склону через врата в градской стене, выстроенной из дубовых полуплах, вкопанных комлем в землю на полтора-два аршина, поднимающихся на высоту двух человеческих ростов и укрепленных еще с внутренней стороны земляным валом, втягивалась в посад. И только потом, уже из посада, перебравшись через перекидной мост надо рвом, ныряла в зев воротной башни. А оттуда — на площадь детинца, к церкви Николы Угодника.

Таким образом, до самого посада дорога, шедшая к граду со стороны Путивля, Рыльска и Ольгова, подвергалась обстрелу из луков и тяжелых самострелов, установленных как на стене и Угловой башне детинца, так и на земляном валу со стороны посада. Там же, к слову сказать, стояли и другие наряды — пороки и насады, с помощью которых метали во врагов камни, бревна, горшки с горящими углями и расплавленной смолой.

Сами же градские врата, называемые Путивльскими, так как в Путивле имелись Курские врата, еще с появлением первых сигнальных тревожных дымов, тщательно охранялись. А ныне вообще наглухо заперты толстыми дубовыми брусьями и завалены бревнами, бочками с камнями и песком, телегами и санями.

Переправившись через Кур и обозрев детинец, стоявший на вершине довольно крутого мыса, половцы, по-видимому, пришли к выводу, что взять детинец им не по зубам. Слишком массивны и высоки его стены, возведенные из дубовых плах в виде срубов — городниц, внутреннее пространство которых было плотно забито глиной и камнями. К тому же верх стен ощетинился крепким дубовым заборолом с крышей из толстого теса и узкими бойницами. В такие бойницы попасть стрелой при движении не так-то просто, зато защитники, прикрываясь толщиной заборола, будут бить из них на выбор. Потому решили попытать счастье с посадом. И потянулись двумя мутными потоками, одним — по дороге, другим — по долу вдоль Кура, к градским вратам.

До тех, которые рысили по долине, из детинца было не достать, зато по тем, кто избрал дорогу, со стен ударили самострелы, разом выпустив несколько стрел длиной и толщиной с оглоблю, которые в мгновение ока сшибли с десяток всадников вместе с конями. Громко заржали раненые кони, взвыли половцы, не ожидавшие такого «радушного приема». В образовавшиеся заторы со стен детинца густо сыпанули стрелами из луков. Половцы, завизжав, кубарем покатились с дороги в долину.

— Что, не нравится хлеб-соль? — закричали возбужденно курчане. — Подходите ближе, еще угостим! Нам не жалко для гостей дорогих.

Однако первый шок прошел, половцы опомнились и тоже ответили градом стрел из своих дальнобойных луков.

— Берегись! — Пронеслось предупреждающе по стенам детинца, заставив даже самые горячие головы отпрянуть от бойниц под защиту заборола. — Берегись!

Осада и защита Курска началась.

Господь, спаси и сохрани курчан!

Не взяв градский посад со стороны относительно пологого склона путивльско-рыльской дороги, половецкие ханы попытались найти более удобный подход. Но склоны холма, вдоль которого со стороны Кура шла стена, были круты и отвесны почти так же, как и со стороны Тускура, и не очень сподручны для нападения. Пришлось забирать далеко на полночь, чтобы, взобравшись на более пологий склон, пройдя сквозь дубраву, подойти к посаду со стороны дороги, шедшей из града Ратска на реке Рати.