Меч Королей
Шрифт:
Финан рядом со мной кричал на своём языке, слева от меня сражался Беорнот.
— Беббанбург! — опять заорал я, хотя, без сомнения, для врагов это ничего не значило, но они видят воинов в кольчугах и шлемах, воинов, бесстрашных в бою, воинов, которые возвещают об их смерти, воинов, которые убивают.
Я бросился к человеку в кожаной безрукавке, такому же высокому, как я, с короткой черной бородой и мечом, который он держал как копье. Когда мы приблизились, он шагнул назад, но всё еще держал меч прямо перед собой. Он что, надеялся, что я сам насажусь на него? Вместо этого я оттолкнул его клинок левой рукой,
Моя кольчуга остановила его клинок. Он давил на свой меч, но yже в ужасе пятился назад, и его выпад растерял всю силу. Он заскулил и затрясся, возможно, пытаясь сдаться, но я ударил головой в шлеме ему в лицо, и стон превратился в мычание, а затем его глаза широко раскрылись, когда клинок Беорнота вошел ему меж ребер. Это были глаза человека, готовящегося познать адские муки. Он упал, я сделал еще шаг и оказался позади строя врагов, передо мной виднелась открытая дверь, за которой блестело на воде солнце и стоял корабль, в котором мы нуждались. Я с криком повернулся назад и полоснул голодным Вздохом змея кого-то по горлу, и внезапно враги исчезли, раздавались только крики о пощаде, кто-то дергался в агонии, кто-то умирал, на каменном полу растекалась кровь, а один грузный надсмотрщик в панике убегал вверх по лестнице, находящейся рядом с клеткой для женщин.
Мы воины.
— Гербрухт!
— Да, господин?
— Приведи Бенедетту и детей.
Мы сражались с девятерыми, я посчитал. Пятеро были мертвы или умирали, трое стояли на коленях, а один убежал наверх. С одной стороны за решёткой кричали в ужасе женщины, с другой стороны во мраке клетки теснились мужчины.
— Беорнот! — Я указал на троих, стоящих на коленях. — Приведи ублюдка, что мы захватили во дворе к этим троим, сдери с них кольчуги, запри их и выясни, не захочет ли кто из рабов пойти к нам гребцами!
Того, который удрал наверх, я едва успел рассмотреть. Он был крупный, не такой здоровенный, как Беорнот или Фолькбалд — они высокие и мускулистые — а просто жирный. Я видел, как он в панике, громко топая, карабкался вверх по ступенькам. Теперь, обнажив Вздох змея, я пустился за ним.
Должно быть, лестницу возвели ещё римляне, поскольку первые несколько ступеней были каменные, хотя над этой ровной кладкой был надстроен деревянный пролёт, ведущий на небольшую площадку, где в воздухе плясали пылинки. Я медленно поднимался. Сверху не доносилось ни звука. Должно быть, кем бы ни был этот толстяк, он меня поджидал. Ко мне присоединился Финан, и мы вдвоём крались по деревянным ступеням, вздрагивая от скрипа.
— Один человек, — прошептал я.
Справа на маленькую площадку выходил открытый дверной проём, завешенный толстой шерстяной шторой. Я ждал, что едва ступлю на площадку, как из-за этого занавеса последует удар копьём, поэтому дотянулся до шторы острием Вздоха змея и отодвинул её. Никакого копья. Я сдвинул завесу дальше и услышал, как кто-то сдавленно охнул. Опять раздался
— Гуннальд? — предположил Финан.
— Думаю, да, — отозвался я, уже не стараясь вести себя тихо. Я сделал последний шаг и сорвал штору. Послышался сдавленный крик, и я увидел ещё одну клетку. Три женщины, сидевшие в ней, смотрели на меня полными ужаса глазами. Я приложил палец к губам, и они затихли, указывая глазами на лестницу, ведущую на самый верх.
— Гуннальд! — окликнул я.
Ответа не было.
— Гуннальд! Я пришёл выполнить своё обещание! — Я поднимался по лестнице, стараясь топать потяжелее. — Ты меня слышишь, Гуннальд?
Ответа по-прежнему не было, только сдавленное сопение где-то в глубине чердака. Последний этаж размещался под крышей, пересечённой балками. Там недоставало света, но, поднявшись на самый верх, я увидел забившегося в дальний угол толстяка. В руке он сжимал меч. Редко мне случалось видеть такого напуганного мужчину.
Финан, поднявшийся вслед за мной, открыл ставни маленького окошка, которое я видел со двора, и при свете я разглядел тяжёлые деревянные сундуки и крепкую деревянную кровать, заваленную шкурами. Из постели на нас испуганно смотрела девушка, прикрываясь шкурами.
— Гуннальд? — спросил я мужчину. — Гуннальд Гуннальдсон?
— Да, — сказал он почти шёпотом.
— Ты бы бросил меч. Или хочешь сразиться со мной?
Он потряс головой, но по-прежнему крепко сжимал оружие.
— Меня зовут Утред, сын Утреда, лорд Беббанбургский.
Меч выпал из трясущейся руки и с грохотом покатился по деревянному полу. За ним последовал и сам Гуннальд — рухнул на колени, молитвенно протягивая ко мне сложенные руки.
— Господин!
Ещё одно закрытое ставнями окошко на фронтоне дома выходило на реку. Я прошёл мимо стоящего на коленях Гуннальда и толкнул ставню, впуская на чердак больше света.
— Мне не нравятся работорговцы, — тихо произнёс я, возвращаясь назад.
— Многим не нравятся, господин, — прошептал он.
— Она рабыня? — я указал Вздохом змея в сторону девушки в постели.
— Да, господин, — шёпот Гуннальда был едва слышен.
— Больше нет, — сказал я.
Гуннальд не отвечал. Он только трясся. Я заметил валяющийся на полу халат или платье — поношенную льняную тряпку. Я подцепил его окровавленным острием Вздоха змея и бросил девушке.
— Ты помнишь торговца рабами по имени Хальфдан? — спросил я у Гуннальда. Тот мялся, явно удивлённый вопросом. Лицо у него было круглое, глазки маленькие, клочковатая бороденка едва прикрывала жирные щеки, на голове — жидкие волосы. Он носил кольчугу, но чересчур тесную — пришлось разорвать ее по бокам, чтобы прикрыть брюхо. Большое брюхо.
— Нам редко доводилось видеть толстяков, — сказал я. — Да, Финан?
— Ну, разве что несколько монахов, — ответил Финан, — да ещё парочку епископов.
— Наверное, ты много жрешь, — сказал я Гуннальду, — вон какое брюхо наел. Рабы у тебя все тощие.
— Я их хорошо кормлю, господин, — забормотал он.
— Неужто? — я изобразил удивление.
— Мясо, господин. Они едят мясо.
— Ты хочешь сказать, что хорошо относишься к своим рабам? — спросил я, и, присев перед ним, острие Вздоха змея упер в пол у его колен.