Меч Королей
Шрифт:
— Нужно выбираться из этого проклятого города, — зло сказал я.
— Стены охраняются, — предупредил отец Ода.
Я открыл глаза и посмотрел на него.
— Четыре сотни, ты сказал. Этого мало.
— Да? — удивилась Бенедетта.
— Стены Лундена примерно две мили в окружности? — уточнил я, глядя на Финана, и тот кивнул. — И это не считая речной стены, — продолжил я. — Четыре сотни человек не могут оборонять две мили стен. Нужны две с половиной тысячи, чтобы отразить
— Но четыре сотни могут охранять ворота, — тихо заметил Финан.
— Но не речную стену. В ней слишком много дыр.
— Сюда идут подкрепления, — напомнил отец Ода. — И есть кое-что еще.
— Еще?
— Запрещено выходить на улицы после заката. Варин отправил людей огласить этот указ. После заката все должны оставаться дома.
Некоторое время все молчали. Дети набросились на хлеб и сыр, что дала им Бенедетта, разрывая их на куски.
— Нет! — строго воскликнула она, останавливая их ссору. — Где ваши манеры?! Дети без манер хуже животных. Ты, мальчик, — она указала на Алдвина, — у тебя есть нож, ты будешь резать еду. Резать ровно, одинаково для всех.
— Да, госпожа, — согласился он.
Финан ухмыльнулся такому послушанию.
— Думаешь украсть лодку? — спросил он у меня.
— А как иначе? Мы не можем перелезть через стену в городской ров, не сможем пробиться сквозь ворота без того, чтобы за нами не устроили погоню, а с лодкой может получиться.
— Они захватили пристани и будут охранять, — возразил Финан. — Они не дураки.
— На пристанях воины, господин, — вставил Алдвин.
— Я знаю, где мы можем взять лодку, — ответил я, глядя на Бенедетту.
Она ответила на мой взгляд, ее глаза блеснули в темноте.
— Ты думаешь о Гуннальде Гуннальдсоне? — спросила она.
— Ты говорила, что его пристани защищены оградой? И отделены от других доков?
— Да, — сказала она, — но, может, его корабли тоже захвачены?
— Возможно, — ответил я, — а может, и нет. Но я дал тебе обещание.
— Да, господин, ты мне обещал.
Она подарила мне одну из своих редких улыбок.
Больше никто не понял наш разговор, и я не стал объяснять.
— Завтра, — сказал я. — Мы пойдём завтра.
И Утред, сын Утреда, убийца священников, станет ещё и убийцей короля и работорговцев.
Теперь Алдвин и его младший брат по имени Рэт стали моими разведчиками. Они отсутствовали уже большую часть дня, и чем дольше они не возвращались, тем сильнее я беспокоился. Двух воинов я поставил снаружи, за кучами камня, охранять вход в подвал. В полдень я и сам присоединился к ним, спасаясь от вони выгребной ямы, и обнаружил там Бенедетту с одной из младших девочек.
— Это Алайна, — сказала мне Бенедетта.
—
— Для красивой девочки.
Бенедетта обняла ребёнка. У девочки были очень тёмные волосы, испуганные глаза и кожа того же золотистого тона, что и у самой Бенедетты. Я думаю, ей было лет семь или восемь, и даже в полумраке подвала я обратил на неё внимание — эта девочка казалась лучше одетой и более здоровой, чем остальные дети. И более несчастной: её глаза покраснели от слёз. Бенедетта погладила ее по голове.
— Она пришла сюда ненамного раньше нас!
— Вчера?
Бенедетта кивнула.
— Вчера, и её мать такая же, как и я. Из Италии. — Она сказала что-то Алайне на своём языке, потом опять обратилась ко мне: — Рабыня.
В её голосе слышался вызов, как будто это моя вина.
— А девочка? — спросил я.
Бенедетта покачала головой.
— Нет-нет. И её мать тоже больше не рабыня, на ней женился один из воинов Меревала. Она вышла из дому за едой для мужа и других стражников. Как раз когда явился враг.
— И девочка осталась одна?
— Да. — Она нагнулась и поцеловала ребёнка. — Её мать сказала, что скоро вернётся, но так и не вернулась. А бедный ребёнок услышал крики и убежал. Алдвин её подобрал, и вот она здесь.
Алайна смотрела на меня во все глаза. Она выглядела испуганной. Она видела старика с пугающе суровым лицом, в побитой кольчуге, с золотой цепью на шее и мечами на поясе. Я улыбнулся ей, и девочка отвернулась, зарылась лицом в юбки Бенедетты.
— Может быть, тех двух мальчиков схватили? — предположила Бенедетта.
— Они ловкие, — отозвался я, — их не поймать.
— Гуннальд охотно сделал бы их рабами. Особенно младшего. Маленьких мальчиков он продавал с той же легкостью, что и девочек. — Она склонилась к Алайне и поцеловала в лоб. — А эта бедняжка принесла бы хорошие деньги.
— Мальчишки вернутся, — ответил я, дотрагиваясь до молота, чем заслужил сердитый взгляд итальянки.
— Ты думаешь?
— Да. — Я снова коснулся молота.
— А что ты собираешься с ними делать?
— Что делать?
— Что ты станешь с ними делать? — она гневно повторила вопрос, как будто думала, что я умышленно сделал вид, что не понял сразу. — Возьмёшь с собой?
— Если они захотят пойти.
— Возьмёшь всех?
Я пожал плечами. На самом деле, я не задумывался о будущем этих детей.
— Пожалуй. Если они захотят.
— А что с ними станет, если пойдут?
— Нам в Беббанбурге всегда нужны слуги, — ответил я. — Девочки могут работать на ферме, в доме или на кухне. Мальчишки — на конюшнях или в оружейной.