Меч Королей
Шрифт:
Мы нашли стол в темном углу таверны. Зал был почти полон. В одном углу сидели несколько местных жителей, не только мужчины, но и женщины. Но большинство клиентов были воинами, почти все с мечами; они с любопытством наблюдали за нами, но умело отводили взгляд, когда отец Ода осенял их крестом. Они пришли сюда выпить, а не слушать проповедь. Некоторые пришли не только выпить, а поднимались по деревянной лестнице, ведущей в комнаты, где предлагали свои услуги шлюхи. Каждый, кто поднимался по лестнице, слышал от своих товарищей одобрительный
— Мужчины поднимаются наверх... — начала Бенедетта.
— Да, — коротко произнес Ода.
— Это же молодые люди вдали от дома, — сказал я.
К нашему столу подошла неряшливая девица, и мы заказали эль, хлеб и сыр.
— Вулфред еще жив? — спросил я.
Она посмотрела на меня, но ничего не разглядела под глубокой тенью моего капюшона.
— Он помер, отче, — сказала она, очевидно, приняв меня за еще одного священника.
— Жаль, — сказал я.
Девушка пожала плечами.
— Я принесу вам свечу, — произнесла она.
Я перекрестил ее.
— Благослови тебя Бог, дитя мое, — сказал я и услышал неодобрительный вздох Оды.
Восточные англы начали петь, вечер продолжался. Первая песня была на датском, о тоскующих по женам моряках, но затем саксы в пивной заглушили данов старой песней, которая явно предназначалась для наших ушей, и отец Ода, услышав слова, хмуро уставился в кружку с элем. Бенедетте потребовалось больше времени, чтобы понять смысл, затем она посмотрела на меня широко открытыми глазами.
— Песня называется «Жена кожевенника», — сказал я, постукивая по столу в такт.
— Но это же песня о священнике? — спросила Бенедетта. — Разве нет?
— Да, — прошипел отец Ода.
— Она о жене кожевенника и священнике, — пояснил я. — Она идет к нему исповедаться, а он говорит, что не понимает, в чем она исповедуется, поэтому велит ей показать.
— В смысле, сделать это с ним?
— Сделать это с ним, — ответил я, и, к моему удивлению, она рассмеялась.
— Я думал, мы пришли, чтобы узнать новости, — проворчал отец Ода.
— Новости придут к нам сами, — сказал я, и мгновение спустя, когда шумные вояки перешли к новой песне, мужчина средних лет с подстриженной седой бородой принес к нашему столу кувшин с элем и кубок. Он носил меч с потертой рукоятью и слегка прихрамывал, похоже, от удара копьем, полученного в стене щитов. Он насмешливо посмотрел на отца Оду, тот одобрительно кивнул, и мужчина сел на скамейку напротив меня.
— Прошу прощения за эту песню, отче.
— Я не первый день знаком с воинами, сын мой, — улыбнулся Ода.
Мужчина, по возрасту годившийся Оде в отцы, поднял свой кубок.
— За твоё здоровье, отче!
— Молюсь Богу, чтобы оно оставалось хорошим, — осторожно ответил Ода, — и тебе желаю того же.
— Дан? — спросил мужчина.
— Да, — согласился Ода.
—
— Я отец Ода, это моя жена и мой дядя, — теперь Ода говорил по-датски.
— Что привело тебя в Лунден? — спросил Йорунд.
Он выглядел дружелюбным, в голосе не слышалось подозрений, но я не сомневался, что восточные англы высматривают в городе врагов, хотя, как и говорил Ода, священник и его жена точно не были похожи на врагов, и Йорунд просто любопытствовал.
— Мы ищем корабль, чтобы уплыть за море, — сказал Ода.
— Мы плывём в Рим, — вставил я, рассказывая согласованную заранее историю.
— Мы пилигримы, — объяснил Ода. — Моя жена больна, — он взял Бенедетту за руку. — Хотим получить благословение самого Папы.
— Сочувствую твоей жене, — искренне сказал Йорунд, а я вновь ощутил укол ревности, глядя на руку священника. Я посмотрел на Бенедетту, она ответила грустным взглядом, и мы некоторое время не отводили глаз друг от друга. — Далёкий же вам предстоит путь, — продолжил Йорунд.
— Далёкий, сын мой, — ответил Ода, озадаченный тем, что Бенедетта вдруг резко отдернула руку. — Мы ищем здесь корабль, чтобы доплыть до Франкии.
— Кораблей полно, — сказал Йорунд. — Лучше бы их было поменьше.
— Почему? — спросил отец Ода.
— Это наша работа. Осматривать корабли перед отплытием.
— Осматривать?
— Чтобы враг точно не ускользнул.
— Какой враг? — Ода притворился удивлённым.
Йорунд сделал большой глоток эля.
— Ходят слухи, отец, что в Лундене находится Утред Нечестивый. Знаешь, кто это такой?
— Все знают.
— Тогда ты знаешь, что никто не хочет себе такого врага. Найдите его, велели нам, найдите и возьмите в плен.
— И убейте? — спросил я.
Йорунд пожал плечами.
— Кто-нибудь прикончит его, но сомневаюсь, что мы. Нет его здесь. Да и что он здесь забыл? Это просто слух. Грядёт война, это всегда вызывает слухи.
— Разве война уже не началась? — спросил отец Ода. — Я слышал, здесь уже были стычки.
— Стычки постоянно случаются, — угрюмо произнёс Йорунд. — Я имею в виду настоящую войну, отче, с армиями, со стенами щитов. А её не должно быть, не должно.
— Не должно? — осторожно переспросил Ода.
— До сбора урожая осталось совсем недолго. Мы сейчас должны быть не здесь. Нам нужно домой, пора точить серпы. Там ждёт настоящее дело! Пшеница, ячмень и рожь себя сами не соберут!
Упоминание ячменя заставило меня коснуться молота, но рука нашла лишь деревянный крест.
— Тебя призвали? — спросил я.
— Саксонский лорд, — сказал Йорунд. — Он не станет ждать жатвы.
— Лорд Этельхельм?
— Кенволд, — сказал Йорунд. — Но он получил земли от Этельхельма. Так что да, это Этельхельм нас созвал, и Кенволд обязан ему подчиниться, — он сделал паузу, чтобы налить эля из кувшина.