Меч Шаннары
Шрифт:
— Ты больше никуда от меня не уйдешь, Шейль, ведь правда? — Голос Палинса звучал очень мягко, но было понятно, что это приказ. — Теперь у тебя будет новый дом, в Тирзисе, раз ты станешь моей женой.
Долгая тишина, потом голос Шейль:
— Но, Палинс, мне кажется, мы…
— Нет, не говори ничего. Мы все обсудим потом, не сейчас… — быстро прервал ее новый король Каллахорна. — Потом… когда будем одни… когда ты отдохнешь… у нас еще будет время. Ты же знаешь, как я люблю тебя… и всегда любил. И я тоже знаю, что ты любила меня.
Снова долгая тишина, затем Шейль быстрым шагом прошла мимо Мениона. Горец направился следом за ней, не решаясь приблизиться к девушке, пока Палинс молчаливо наблюдал за ними, стоя в конце коридора. Шейль низко склонила голову, и волна медных волос закрыла ее лицо. Они так и не сказали друг другу ни слова. Наконец слуги привели гостей в их комнаты в западном крыле древнего дворца. Лекарь умело и быстро смазал раны Мениона и перевязал их свежими бинтами. На широкой кровати лежала чистая одежда, и горячая ванна уже ждала принца, но возбужденный Менион не стал задерживаться ради таких пустяков. Он выскользнул из комнаты в пустой коридор, тихонечко постучался в комнату Шейль и, не дожидаясь ответа, распахнул дверь и вошел. Девушка медленно поднялась с постели, подбежала к нему и крепко обняла.
Они долго стояли так; теплые токи жизни струились по их замершим телам, переливаясь, сплетаясь неразрывными нитями. Прижавшись щекой к прекрасному лицу Шейль, Менион нежно перебирал пальцами пряди медных волос. Она полностью доверилась ему, с каким-то облегчением подумал горец. Когда ее сила и мужество дрогнули, за поддержкой Шейль обратилась к нему. Только теперь Менион понял, как сильно он любит ее.
Как странно, что это случилось именно сейчас, когда их мир, похоже, обречен на разрушение. Жизнь Мениона за последние недели обратилась в какую-то бесконечную битву, где законы мира смертных уже не имели значения. Неуправляемый поток жизни увлекал за собой принца Лии, и его воля уже не могла сопротивляться неподвластному. Только крепкая дружба с Шиа и поддержка новых друзей, обретенных во время опасного похода в Паранор, еще давали Мениону хоть какое-то ощущение устойчивости, подтверждая, что, когда весь мир разлетится на части, все же останется что-то незыблемое, нерушимое, постоянное. И вот теперь, так неожиданно, он обрел Шейль. Стремительные события последних дней и опасности и тревоги, пережитые вместе, сблизили их. Менион закрыл глаза и еще крепче прижал девушку к себе.
Палинс невольно помог принцу Лии — теперь горец знал, что Балинор и, возможно, кто-то еще из его друзей заключены в темнице. Они пытались бежать, но у них ничего не вышло; Менион решительно настроился на то, что не совершит никакой ошибки. Он пытался решить, что же ему и Шейль теперь делать. Если Палинс настоит на том, чтобы девушка была рядом с ним в целях безопасности, тогда все передвижения Шейль будут жестко ограничены. Но больше всего горца волновала навязчивая идея принца Каллахорна о женитьбе. Палинс, похоже, искренне верил, что Шейль тоже любит его. Другая проблема: если младший сын Рала Бакханнаха еще и не сошел с ума окончательно, то его душевное здоровье было опасно расшатано. В любую минуту он может сорваться, и если это случится, пока Балинор в тюрьме…
Менион оборвал себя, вспомнив, что у него совсем нет времени сидеть здесь и гадать, что может случиться завтра. Завтра все уже будет безразлично: армия северян подойдет к воротам города и никто ничего не сможет сделать. Завтра будет поздно. Балинора нужно освободить немедленно. У Мениона был сильный союзник — Янус Сенпре, но сейчас до него не добраться. Дворец охраняют солдаты. Они подчиняются только правителю, на данный момент — Палинсу Бакханнаху. Неизвестно, что стало со старым королем; уже не одну неделю его никто не видел. Известно лишь, что он тяжело болен и прикован к постели, однако об этом известно только со слов его сына, а его сын полагается на слова этого загадочного колдуна Стенмина.
Шейль как-то сказала, что ни разу не видела Палинса без его наперсника, Стенмин всегда вертелся где-то поблизости. Но когда Палинс вышел встречать их, колдуна нигде не было видно. Это очень странно, особенно если учесть, что реальная власть теперь — это Стенмин, а отнюдь не Палинс Бакханнах, неуравновешенный и наполовину безумный. Там, на Совете в Керне, отец Шейль утверждал, что злой колдун имеет какое-то странное влияние на младшего сына короля Каллахорна. Если бы только Мениону удалось разобраться, чем именно Стенмин так прельстил Палинса; горец уже не сомневался, что нынешним жалким состоянием принц Каллахорна обязан исключительно черному магу. У Мениона, правда, мало времени, но он сделает все, что только возможно.
Когда Менион вернулся в свою комнату, у него уже был готов общий план освобождения Балинора. Горец с наслаждением погрузился в горячую ванну и принялся обдумывать детали — постепенно все встало на свои места. Горец не успел еще одеться, как кто-то постучался в дверь. Менион поспешно натянул на себя костюм, любезно предложенный ему хозяином, и открыл дверь. Слуга принес ему меч Лии. Принц поблагодарил слугу и положил бесценный клинок на кровать — Менион сообразил, что забыл меч в экипаже. Какую службу сослужило ему это оружие! После того как Шиа пришел за ним в Лию, принц побывал уже в стольких переделках, что любому другому хватило бы на целую жизнь.
Вспомнив о Шиа, Менион опечалился. Жив ли еще долинец? Сколько раз принц уже задавал себе этот вопрос. И сейчас он винил себя: Шиа так доверял ему, а он, Менион, оставил поиски друга и направился сюда, в Тирзис. Опять он поддался влиянию Алланона! Менион сердился на себя за то, что так легко забыл свой долг перед Шиа, и все же… Друид ведь не гнал его в Тирзис, он решил все сам. Потому что он сейчас нужен не только долинцу…
Погрузившись в размышления, Менион рассеянно ходил из угла в угол, потом устало упал на широкую мягкую постель. Поглаживая пальцами прохладный клинок меча, он пытался разрешить стоящие перед ним проблемы. Испуганное лицо Шейль встало у него перед глазами, ее встревоженный взгляд проникал в самое сердце горца. Она так дорога ему, он не может сейчас бросить ее и уйти на поиски Шиа. Это тяжелый выбор, если вообще у него есть хоть какой-то выбор. Балинор и его товарищи томятся в темнице, и долг Мениона — вызволить их оттуда. Получается, что сейчас он в ответе за судьбу людей Каллахорна. Он не может их подвести. Если Шиа еще жив, то Алланон и Флик обязательно найдут его. Сколько всего зависит от них, от них всех, рассеянно подумал Менион, его усталое сознание уже погружалось в сон. Сейчас они могут только молиться, чтобы все получилось… молиться и ждать. И горец провалился в темные глубины.
Вдруг что-то будто подтолкнуло его, и, вздрогнув, Менион проснулся. Его разбудил какой-то слабый шорох или просто смутное чувство опасности, но что бы там ни было, оно вырвало Мениона из глубин сна, который иначе закончился бы его смертью. Горец лежал неподвижно, прислушиваясь. Слабый царапающий звук донесся из дальнего угла спальни, и сквозь полуприкрытые веки Менион увидел, как слегка шевельнулся тяжелый гобелен на стене. Потом кто-то тихонько открыл потайную дверь, и, пронырнув под гобеленом, в комнату скользнула согбенная фигура во всем красном.
Сердце Мениона бешено забилось, он едва поборол искушение немедленно вскочить с кровати и броситься на таинственного пришельца. Горец заставил себя дышать спокойно и ровно, как будто он преспокойно спит. Незнакомец быстро оглядел комнату и повернулся к спящему принцу. Очень медленно он направился к Мениону, держа одну руку под плащом. В нескольких футах от кровати край плаща откинулся, обнажив длинный кинжал.
Менион незаметно положил ладонь на рукоять меча Лии, но пока что не стал нападать — он подождал еще мгновение, пока незнакомец не подошел совсем близко, и тогда вскочил. Все это случилось за какую-то долю секунды: быстрый, как молния, горец набросился на предполагаемого убийцу и ударил его по лицу тяжелым мечом, спрятанным в ножны. Раздался противный шлепок. Таинственный незнакомец отпрянул назад и, защищаясь, поднял кинжал. Менион еще раз ударил его, на этот раз по руке — кинжал выпал из онемевших пальцев незваного гостя, и тот скорчился от боли. Горец не медлил: он навалился на незнакомца, опрокинув его на пол, и сжал его горло так, что тот захрипел.