Меч Шаннары

Брукс Терри

— Эвентин обязательно придет, — быстро заговорил Даел, стараясь, чтобы голос его звучал бодро.

Балинор улыбнулся и согласно кивнул.

— Алланон никогда еще нас не подводил. Не подведет и на этот раз.

— Только ты уж не геройствуй без надобности, — угрюмо предупредил Гендель. — Город и люди зависят сейчас от тебя. Ты им нужен живым.

— До свиданья, мой старый друг. — Балинор крепко сжал руку дварфа. — Больше всех я рассчитываю на тебя. Ты раза в два опытнее меня, и ты — непревзойденный стратег. Побереги себя.

Он быстро отвернулся и пригласил командиров в открытый экипаж, который должен был отвезти их к городским воротам. Янус Сенпре ободряюще махнул рукой Мениону. Кавалерийский эскорт выстроился позади королевской кареты, и внушительная процессия галопом направилась к Сендикову мосту. Железные подковы гулко стучали по каменной мостовой. Четыре друга и Шейль Равенлок молча смотрели им вслед, пока процессия не скрылась из виду, а цокот копыт не растворился в тишине. Потом Гендель пробормотал себе под нос, что неплохо бы еще раз тщательно осмотреть дворец в поисках пропавшего Стенмина, и, не дожидаясь ответа, скрылся в доме Бакханнахов. Дарин и Даел поплелись следом за ним, чувствуя какую-то странную грусть. В первый раз за все долгое путешествие из Кальхавена они расстались с Балинором, видимо, на много часов, если не дней, и теперь, когда он один ушел к Мермидону, очень тревожились за своего друга.

Менион хорошо понимал их. Он сам едва сдерживался, чтобы не броситься следом за принцем Каллахорна. Ему так хотелось быть с Балинором в этой решающей битве с полчищами Ведуна-Владыки. Но силы горца были уже на исходе — он не спал почти двое суток. Свой, казавшийся неисчерпаемым запас жизненных сил он израсходовал, когда сражался у острова Керн, спасался бегством по Мермидону и участвовал в последних событиях во дворце Бакханнахов, что привели к освобождению Балинора и его друзей. Шатаясь, как пьяный, горец следом за Шейль поплелся в парк, примыкающий ко дворцу, и без сил повалился на каменную скамью. Девушка молча села рядом, встревоженно глядя ему в лицо, Менион закрыл глаза и заставил себя расслабиться.

— Я знаю, о чем ты думаешь, Менион. — Тихий голос Шейль пробился сквозь пелену усталости. — Ты хочешь быть с ним.

Горец улыбнулся и медленно кивнул. Мысли его стали какими-то туманными и беспорядочными.

— Знаешь, тебе надо поспать.

Он снова кивнул и внезапно подумал о Шиа. Где сейчас Шиа? Где сейчас бродит долинец в поисках неуловимого Меча Шаннары? Горец быстро отогнал дрему, уже подкравшуюся к нему, и резко повернулся к Шейль, словно хотел убедиться, что девушка еще здесь. Он очень устал, но ему нужно было поговорить с ней, потому что потом такой возможности могло не представиться. Глухим сонным голосом он начал рассказывать ей о себе и о Шиа, об их дружбе, о том, как за годы знакомства они стали очень близки. Рассказ получался каким-то сбивчивым и отрывочным: Менион то говорил об их совместных походах по Лии, то вдруг прерывал себя и начинал говорить о путешествии в Паранор и о поисках волшебного Меча, то терялся в длинных запутанных отступлениях, пытаясь описать всю глубину чувств, которые они с Шиа разделяли, и их совершенно противоположные взгляды на жизнь. Постепенно Шейль начала понимать, что Менион пытается ей рассказать не о Шиа, а о себе. Наконец она заставила горца замолчать, положив свою тонкую ладонь на его губы.

— Он был единственным человеком, которого ты по-настоящему знал, ведь правда? — тихонько спросила девушка. — Он был тебе как брат, и теперь ты чувствуешь себя в ответе за то, что случилось с ним?

Менион печально пожал плечами.

— Но разве я мог сделать что-то еще? Не мог же я удержать его в Лии, это только отсрочило бы неизбежное. Я все понимаю, но от этого мне не легче. Я все-таки чувствую какую-то… вину…

— Знаешь, если его чувства к тебе так же глубоки, как и твои к нему, он сейчас понимает, что ты сделал для него все, что можно. И даже больше, — быстро прервала его Шейль. — Никто не может тебя упрекнуть. Ни в чем. Ты — очень мужественный человек, и я люблю тебя, Менион Лия.

Менион тупо уставился на нее, это неожиданное заявление совершенно вывело его из равновесия. Увидев его замешательство, девушка рассмеялась, обняла его обеими руками и крепко прижала к себе. Ее пушистые волосы нежной вуалью легли на лицо горца. На мгновение Менион прижался к ней, потом ласково взял девушку за плечи и слегка отстранил, чтобы видеть ее лицо и глаза. Шейль прямо встретила его взгляд.

— Мне нужно было сказать тебе это. Я хотела, чтобы ты это знал, Менион. Если нам суждено умереть…

Она замолчала, испугавшись своих же слов, и отвернулась. Горец видел, как слезы катятся по ее щекам. Он наклонился к ней, быстро стер слезы ладонью и поднялся на ноги.

— Я прошел долгий путь, — нежно заговорил он. — Я мог умереть уже сотню раз, но я жив. Я встречал столько зла в этом мире и в других мирах, где смертная жизнь — только смутный сон, а сами эти миры — сон для смертных. Но ничто не может нас разлучить. Любовь дает силу, способную противостоять даже смерти. Нужно лишь верить. Просто верить, Шейль. Верить в нас.

Девушка невольно улыбнулась.

— Я верю в тебя, Менион Лия.

Усталый горец улыбнулся в ответ и крепко сжал ее руки. Он никогда не видел такой красивой женщины, как Шейль. И он любил ее так же, как жизнь. Менион склонился к ней и нежно поцеловал.

— Все будет хорошо, — тихонько уверил он. — Все плохое пройдет.

Они еще немного побродили по пустынному саду, среди душистых цветов. Менион изо всех сил боролся со сном, но в конце концов Шейль настояла, чтобы он пошел спать, пока есть такая возможность. Улыбаясь каким-то своим мыслям, горец вернулся в спальню, не раздеваясь, повалился на широкую постель и мгновенно заснул. Пока он спал, день прошел — свет заходящего солнца разлился алой дымкой по западному горизонту. Менион проснулся, полностью отдохнувший, но как-то странно встревоженный. Он быстро отыскал Шейль, и вместе они обошли пустой дворец в поисках Генделя и братьев-эльфов. Они проходили мимо застывших, как изваяния, стражников, мимо темных закрытых комнат, по пути заглянув в спальню Палинса Бакханнаха — принц так и не пришел в сознание, невозмутимые лекари продолжали дежурить у его постели. Медленно, но неумолимо смерть подбиралась к нему; израненное тело и измученный дух Палинса еще как-то сопротивлялись ее безжалостным объятиям. Когда они выходили из комнаты принца, Менион заметил слезы в глазах Шейль.

Рассудив, что его друзья, наверное, отправились к городским воротам ждать возвращения Балинора, Менион приказал оседлать двух коней и вместе с Шейль поскакал к Тирзисской дороге. Башни города высились темными силуэтами на фоне чистого безоблачного неба, серебристый свет звезд и луны струился на землю. Мчась по Сендикову мосту, Менион с удовольствием подставлял разгоряченное лицо мягкому ночному ветерку. На Тирзисской дороге было непривычно тихо — все давно разошлись по домам. Желтый свет лился из раскрытых окон на пустынные улицы, однако не слышалось ни смеха, ни громких разговоров — над осажденным городом нависла тишина. Казалось, она звучит, угрюмо шепчет о смерти, что придет вместе с битвой. Двое всадников скакали сквозь эту жуткую тишину большого города, застывшего в ожидании гибели, и только суровая красота звездного неба обещала, что для людей все же наступит завтрашний день. И еще много дней. Впереди показалась внешняя стена, освещенная сотней горящих факелов, указывающих солдатам Тирзиса путь домой. Они что-то долго не возвращаются, подумал про себя Менион. Вдруг им удалось выстоять против полчищ Северной Земли и удержать Мермидон…

Всадники спешились у ворот внешней стены. Здесь, в военном городке, кипела жизнь: солдаты городского гарнизона лихорадочно готовились к предстоящей битве. Менион и Шейль поднялись на вершину исполинской стены. Там их встретил Янус Сенпре. С момента отъезда Балинора молодой командир не отдыхал ни секунды, его тонкое лицо осунулось от усталости и постоянной тревоги. Через пару минут к ним присоединились Дарин и Гендель. Даел подошел чуть позже. Все молча стояли, вглядываясь в темноту на севере. Туда, к Мермидону, еще утром ушел Пограничный Легион. Издалека доносились приглушенные крики и шум сражения. Напряженно прислушиваясь, люди на городской стене ждали.