Мед
Шрифт:
Юля – счастливая! Без меня она счастливее и лучше!
– Такая спокойная! – сказала тактичная Галина.
– А когда вы приходили в последний раз?
– Две недели назад. А потом я пришла, но никто не открыл. Я звонила, но телефон не отвечал. Я подумала, что она уехала и забыла предупредить.
– Может, кто-то приходил? Ну… незнакомый?
– Нет. Я никого незнакомого не видела. Но Юленька сразу уходила, когда я убиралась, а возвращалась под конец. Да и что там было убирать? У нее и так был порядок. Белье погладить, полы помыть. Посуду она сама мыла…
–
– Все будет хорошо, Валерий Александрович! И у вас, я верю. Главное – помнить, что жизнь…
– Да… продолжается.
Я отключил вызов, посмотрел на номер три: «тренер по пилатесу Сусанна». Это благодаря ей я стал «мальчиком из трущоб». В первый месяц, когда мы стали жить вместе, Юля устроила мне «тур» по ее немногочисленным подружкам. С Сусанной мы встретились в ресторане «Магадан» – из только зарождающейся тогда дурацкой категории гастробаров. Сусанна оказалась высокой блондинкой с телом норвежской лыжницы, сиськами калифорнийской порноактрисы и лицом рязанской девки на пороге гормонального увядания.
На «смотринах» она не особо обращала на меня внимание: они о чем-то болтали с Юлей, а я смотрел с балкона на Фрунзенскую набережную, и меня почему-то не оставляло ощущение фальши. В этих синюшных кусках краба, который вовсе не с Камчатки, а может, и не краб даже, в этой пене из перемолотых огурцов (ну, разумеется, слово «огурцы» не подходило для гастробара, а «корнишоны» – подходило), а еще – фальшь была в самой Сусанне.
А может, главная фальшь была в наших с Юлей отношениях?
Я сказал что-то про камчатского краба. Или что корнишоны – это просто огурцы. И в целом про явление гастробаров, за что и получил от Сусанны: «Ты что, как мальчик из трущоб?»
С тех пор я регулярно выслушивал от Юли про «мальчика из трущоб».
Четвертым в списке был психотерапевт Борис. Во время нашей первой и последней сессии, на которую мы пошли «работать над отношениями», он сказал: «Сожалею, но придется развестись». На столе стояла коробка салфеток с одной вздернутой, как чуб у персонажа аниме. Я ею несколько раз ударил Бориса. Пара «чубов» вылетели, Борис опрокинулся в кресле, а секретарша за дверью стала звонить в полицию.
Юля орала, потом визжала. Потом, поняв, что ни то, ни другое не поможет, вывела меня из кабинета. А дальше произошла странная вещь: когда мы шли к дому, она взяла меня за руку и сказала: «Спасибо, что мы вместе», – как будто насилие – это для нее такой подтверждающий фактор любви.
Следующим были: «бывший гражданский муж, или парень, или ухажер – уточнить фамилию»; «двоюродный брат, живущий где-то далеко, то ли в Башкирии, то ли в Туркмении, то ли… – какая разница».
Я не заметил, как допил кружку. Наполнил еще одну, снова сел к колонне, смотрел на список.
Перед тем, как я ушел, Коломиец спросил кое-что еще:
– Валерий Александрович, первыми в списке близких людей, кроме «бывшей сестры», вы указали психотерапевта, тренера и уборщицу. Почему?
– Я не знаю.
Нет, знаю. Потому, что этот список никогда не даст ответа, куда на самом деле пропала Юля.
Справа от имен отчертил прямоугольник, добавил «to do list»: поискать во дворе машину (вычеркнул); съездить на вторую Юлину квартиру; проверить, не пропали ли ценные вещи. Поставил «птичку» напротив квартиры, вызвал такси.
Дождался сообщения «Вас ожидает…», доехал до дома на Ленинградке, где мы жили первые четыре месяца наших отношений. Юле здесь не нравилось – это сквозило даже через возбуждение конфетно-букетного периода. «Нужно расширяться», – говорила она.
Поднявшись до четырнадцатого этажа, лифт ударился об ограничители со знакомым «бзум-блянк». Я какое-то время стоял в кабинке, то ли не понимая, что я здесь делаю, то ли просто не решаясь выйти и открыть входную дверь, за которой когда-то было то, что мы так быстро и глупо потеряли в обмен на «расширение».
Вышел, открыл нижний замок, надавив плечом на дверь, открыл заедающий верхний. Заглянул за створку, зажмурился. Был полдень. Квартира мерцала светом из всех окон, как магический шар. Вошел, сделал два острожных шага: все осталось так же, как когда мы отсюда уехали. На вешалке висел плащ Юли, который она купила во Франции и почему-то называла велосипедным. На пуфике рожок с ручкой «голова жирафа» – мы тоже купили его в какой-то из поездок, не помню, где… Уткнулся в плащ: может, в нем остался запах ее любимых духов – «Ангелы и демоны»?
Нет, плащ был «мертв». Заглянул на обувную полку: ее старая обувь стояла ровными рядами. На уже вышедших из моды острых носах туфель и сапог лежала пыль.
Открыл шкаф в гостиной. Там висели в ряд платья, почти все черные и коктейльные. Я даже не знал, что Юля носила такие.
Здесь давно никого не было – можно вычеркнуть второй пункт. Я вышел, закрыл дверь, которая всегда плохо открывалась, но хорошо закрывалась. Наверняка эффект, связанный с механизмом замка: шестеренки проще провернуть вперед, чем назад.
«Да вы эрудит!» – сказал бы Коломиец. «Нет, просто внимателен к деталям».
Почему следователь уже живет в моей голове?
– А вы не забыли? – спросил кто-то невидимый, и я подумал, что мне почудилось. – Простите, но вы не забыли про котел?
– Что?
– Котел.
– Какой еще котел?
Я повернулся и увидел, что в пролете лестницы стоит мужичок в пестрой расползшейся рубашке.
– Вы не забыли выключить котел?
– Что?
– Котел выключили?
– Какой еще котел?
Он прочистил горло («Э-кхе!») и поднялся на несколько ступенек.
– Жданов, сосед. Вы котел не забыли выключить?
– Я не включал никакой котел!
– Может, ваша жена включила? Она как-то приезжала. Горячую воду как раз отключали! Она включила котел, потом забыла выключить – и вот…
– Что «вот»?
– Э-кхе… Пойдемте, покажу.
Я спустился за ним и оказался в квартире – точно такой же, как у Юли, но совсем другой. Скопление пестрого, потасканного, набросанного, как сам владелец. Нашим с Юлей идеалом интерьера были черные полы, светло-серые стены, скрытые шкафы-ниши и как можно меньше мебели.