Медитации хазарки
Шрифт:
— Ты смотри! Нешто я совсем нюх и смекалку потерял? — закручинился дед.
— Как бы там ни было, полагаю, после пожара они будут обходить ваш двор стороной, — успокоила его Ясенева. — Зачем им лишние неприятности? А деятельность охотников за металлами к тому же пресечена милицией.
— Даже так? — обрадовался дед. — Во, они и у меня кое-что из хозяйства изъяли. Короче, все металлическое подчистую вынесли. Так их нашли?
— Нет, но обнаружили их тайник и ликвидировали его, — и Ясенева коротко рассказала деду о косвенной причастности этого ворья к смерти Бердяева.
— Убился Васька об ворованные железяки, — поразился дед Гордей. — Ай-я-я!
Возникла
Но вот в воздухе появился ветерок, заиграл тополями, зашелестел рано опавшими листьями, поднимая его с земли, и вдруг в глаза собеседникам плеснулись наступающие сумерки. Пес перестал валяться под солнцем мертвой колодой, пробудился и принялся зевать и потягиваться, гремя цепью.
Дарья Петровна давно обратила внимание, что единственная дорога, связывающая этот уголок с остальным селом и идущая по плотине ставка, примыкает к дедову огороду. И не просто к его огороду, а к той его стороне, что находится напротив двора, и хорошо отсюда видна. Значит, дед, если ему скучно, может легко отслеживать движение из села в направлении «тупика путей», как он выразился в начале разговора, и обратно. Впрочем, эта дорога просматривается со всех концов его усадьбы, даже с опустошенного огнем хозяйственного подворья, и, несомненно, притягивает к себе взор, особенно, если слышится звук работающего двигателя. Из чего Ясенева сделала вывод, что дед мог видеть Бердяева в день его смерти, если сидел, как сейчас, на завалинке и смотрел «прямо поперед себя», как он иногда говорил. Правда, движение велосипеда не наполняет воздух звуками, но ведь Бердяев и ехал не среди дня, когда люди заняты работой, а вечером, когда они отдыхают, оглядывая окрестности.
— Вы смотрите по вечерам телевизионные передачи? — спросила Ясенева, первой нарушив молчание, превращающееся в гнетущую тишину.
— Когда как, — очнулся и дед Гордей тоже. — Вот как начали прятать концы в Лозовую, то не смотрю. Противно. Значит, говоришь, больше не будет у меня пожаров? — попытался он уклониться от болезненного для него разговора про политику, которого сам же и коснулся.
— Думаю, нет. Это была досадная случайность, которая больше не повторится. Знаете что, я постараюсь сама узнать, кто виноват в пожаре, и побеспокоюсь, чтобы вам восстановили сеновал. А как вы проводите время до сна? Просто вот так сидите, гуляете и смотрите по сторонам, да?
— Ой, да тут рази бывает скучно! Вот теперича взять сеновал. Материал-то у меня имеется, но даже если его восстановят, это ведь не сено, которое я заготавливал. Сколько труда ухлопал понапрасную!
— Деда, — тронула его за руку Ясенева, — не растекайтесь по древу словесами. Я ведь вас о чем-то спросила. Или ваш разведывательный пост уже не работает?
— Вот прицепилась! — ругнулся дед Гордей, поняв, что посетительница прознала про его службу в армии, где он был полковым разведчиком. — Умная девка выросла, знает, что долг платежом красен, — после этих слов дед Гордей перестал скрытничать и попытался методом тыка угадать, что интересует «умную девку». — Да, сижу вот так, наблюдаю суету-сует, кто куда перемещается, с кем и зачем, — тут он украдкой зыркнул на гостью, прикидывая, заглотнет ли она
— Откуда мне знать ваши тутошние дела? — повела на деда косым взором Ясенева, удивляясь больше не самой информации, а тому, что она известна, оказывается, посторонним и все-таки не стала притчей во языцех. — Не знаю, конечно, да меня это и не касается, — намекнула она, что интересуется другими событиями.
— Ага, — дед терпеливо мотнул головой. — Или другой пример взять. Вот ты говоришь, что Бердяев сам убился. А мне известно, что тут не обошлось без чужой помощи. Все мой наблюдательный пункт материал дает!
— Что же это за люди, которые такую страшную помощь оказали?
— Тот же Севка с Валентиной, парочка чад, то бишь дорогих цветов нашей жизни, чтоб им пусто было, и один мужик, которого я пока назвать затрудняюсь. Зато могу дать справку по его машине.
— А вам не трудно рассказать мне все с самого начала и по порядку? — с показной вялостью спросила Ясенева, и дед довольно покряхтел, убедившись, что у него еще есть нюх на жареное и он может быть полезным в борьбе против вселенского врага.
Дед Гордей все проблемы воспринимал не иначе, как через призму локальных войн добра и зла, и в стороне от них оставаться не мог, всегда принимал участие хотя бы тем, что имел свою личную позицию. Да он не один такой, таковы все люди, если они люди! Спросите вы хоть у самого захудалого старика или старухи, что поддерживает их силы и волю к жизни, и они вам скажут, что нужность землякам, соседям, детям или внукам. Нужность, причастность, участие. А ведь дед Гордей провел яростную молодость, воюя в Северной Корее, и той яростью, тем напряжением чувств была отмечена вся его дальнейшая жизнь. Он гордился, что был солдатом открытой сечи добра со злом и до сих пор помнил встречу с самим Ким Ир Сеном, наградившим его биноклем за добросовестное несение разведывательной службы. А за что? За то, что он, находясь на посту, обнаружил двух южнокорейских лазутчиков и, значит, предотвратил прямые потери и утечку военной информации перед решительным наступлением наших.
Дед шумно вздохнул, сожалея, что там окончательно не был вколочен осиновый кол в сердце его врагов, поэтому они до сих пор людям житья не дают. И ведь что характерно, культура этого логова нелюдей отличается от остальных тем, что не несет в себе никакой культуры, как шашель не состоит из дерева, которое пожирает. Ведь где ни заведется муть и гниль, там ищи их. Это они обучали стрелков, целящихся в деда Гордея на фронтах выпавшей ему войны. И опять они берут в кольцо его землю, опять лезут сюда. Эх, жаль, что помирать скоро, а то бы он еще показал им Южную Осетию.
Долгая дедова задумчивость была понятна Ясеневой — он не привык болтать языком, разглашая чужие тайны. Его, впрочем, как всякого истинного мужчину, не угнетало знание того, что было неведомо окружающим, и у него не возникало потребности выливать на них это знание. Поэтому надо было еще раз подтолкнуть его к разговору.
— Что, все так безнадежно? — прервала паузу Ясенева.
— Кто его знает, — откликнулся рассудительный дед Гордей. — Возможно, тут тоже случилась оплошность, как с пожаром на моем сеновале, а мы затеем разбирательства. Зачем надо, чтобы пострадали те, кто не хотел Васькиной смерти?