Медовый траур
Шрифт:
Она рухнула на плетеный стул.
– Прополис известен своими антисептическими и анестезирующими свойствами, это очень сильное средство, превосходящее даже новокаин. Во времена фараонов, поскольку он препятствует разложению тела, его применяли для бальзамирования при изготовлении мумий. Позже нагретым прополисом заливали раны во время зимних войн: остывая, он действовал как стерильная повязка и не только препятствовал попаданию в раны инфекции, но и останавливал кровь. Летом этим способом воспользоваться трудно, поскольку под первыми же лучами солнца прополис
Сердце выбивало у меня в груди барабанную дробь. Прополис… «Человек-солнце», «человек с насекомыми», убийца точно покупал его не для того, чтобы защитить от бактерий свой организм и уж тем более – организм своих жертв. Тогда для чего? Чтобы ускорить процесс, чтобы быстрее пропадали следы от комариных укусов? Наверное, но не только: триста граммов ежедневно – слишком много.
Бальзамировать… Останавливать кровотечение… У Вивианы Тиссеран не было никаких внешних повреждений, у ее мужа – только одна рана на груди, чистая и зашитая шелковой ниткой.
Значит, не весь прополис предназначался для них. Для их дочери?.. С какой целью?
Исписывая страницу за страницей, я продолжал расспрашивать:
– Какая у него машина? Опишите мне ее как можно точнее: цвет, внешний вид, особенности. И ставлю вам ящик шампанского, если назовете мне ее номер.
– Шампанское покупать не придется – никакой машины я не видела. «Человек-солнце» всегда приходил пешком по тропинке, которая ведет сюда от шоссе через лес. – Хозяйка пасеки показала на видневшиеся за окном деревья. – С той стороны, метрах в пятистах отсюда, есть стоянка, – должно быть, он оставлял машину там.
Я скрипнул зубами. Этот гад все предусмотрел! Ждал, что мы рано или поздно появимся здесь? Пчеловодка внезапно побледнела и умолкла, пальцы у нее задрожали – до нее дошло, что в ее ульи, возможно, запускал руку убийца. Я кашлянул, и женщина снова посмотрела на меня.
– Расскажите все, что вспомнится, все, что придет в голову, – попросил я. – Про его поведение, манеру говорить, двигаться. Какой он – болтливый или сдержанный? Выглядел спокойным или явно нервничал?
Она в растерянности покачала головой:
– Я… мне очень жаль, но у пчел сейчас время медосбора, а туристский сезон в самом разгаре, едва успеваю поворачиваться… Думаю, вам лучше спросить мужа – они, наверное, о чем-нибудь разговаривали, пока доставали мед…
Я положил на прилавок свою карточку:
– Хорошо. Но вы же понимаете, что в любом случае к вам очень скоро явится полиция.
Она глубоко вздохнула:
– Только этого нам и не хватало…
Мы прошли через подсобку, хозяйка лавки отперла дверь – и передо мной раскинулась цветочная радуга в несколько гектаров.
– Наденьте сетку и вот это. – Она показала на стол, где лежал костюм сливочного цвета. – Пойдете по той дорожке, метров через двести увидите пчельник, – скорее всего, муж будет там. Имейте в виду, что пчелы-сборщицы сейчас за работой, не тревожьте их, не делайте резких движений, иначе они станут агрессивными.
Она наполнила глиняный кувшин водой из-под крана:
– Попейте перед уходом… В защитном костюме вы будете умирать от жары, но очень не советую его снимать, когда окажетесь на месте…
Когда я влез в этот космический скафандр, она ахнула и прижала кулак к губам:
– В таком виде вас не отличить от того, кого вы ищете…
Я пробирался среди кустов, папоротников, высоких цветов – на всех сидели облепленные пыльцой пчелы.
Вскоре пространство распахнулось, и я увидел ряд переполненных жизнью ульев. Под солнцем трепетал летучий город, населенный крохотными желто-коричневыми торпедами, которые вырывались из окошек небоскребов. Над одним из них склонился космонавт, он пускал в перепуганный город густой дым. Заметив меня, он отложил дымарь, поглядел на часы и помахал мне рукой:
– Раненько вы сегодня! А вчера чего же не пришли, я вас ждал. Есть отличный улей, свеженький мед!
Брови у меня набухли солеными каплями, во рту пересохло. Ни слова не говоря, я подошел чуть поближе. Человек с неразличимым под сеткой лицом пожал мне руку, показал на маленький домик и тихо прибавил:
– Знаете, лучше я верну вам эти штучки. Очень любезно с вашей стороны, но… мне они не нужны, это слишком рискованно и… нечестно.
Маскарад. Он принимает меня за другого. Не спеша его разуверить, я пожал плечами и развел руками в перчатках, словно спрашивая: почему? Насекомые с крепкими жалами облепили сетку в нескольких сантиметрах от моего носа, и я едва удержался, чтобы не заорать.
– Если я это сделаю, они… они в конце концов что-нибудь заподозрят, они поймут, что все идет от меня, – доверительным тоном продолжал пчеловод. – Нет-нет, я не могу… и, простите, не хочу у себя здесь этой мерзости, так что заберите их, или я сам от них избавлюсь…
«Космонавт» выглядел таким же беспокойным, как его пчелы. Счистив каучуковой полоской впившиеся в руку жала, он поманил меня за собой в домик. Вот уж где оказалось настоящее пекло! Горло обожгли пылающие репьи.
Пасечник снял сетку, лицо его было изрыто лунками, шея изуродована шрамом: огонь вцепился ему в горло и безжалостно прогрыз борозду до подбородка.
Он смочил лицо, окунув руки в ведро с водой, и кивнул мне на кусок непрозрачного пластика:
– Они там, внизу. Заберите их.
Сам он оставался поодаль и смотрел, будто загнанное животное. Чего он боится? В глазах у меня помутилось, все тело, казалось, расползается мокрыми клочьями, я ухватился за деревянную балку, которая тянулась на высоте человеческого роста, сделал два или три вдоха, осторожно шагнул вперед и, едва касаясь, кончиками пальцев приподнял пластик.
Ожидал увидеть Голиафа, а передо мной оказался Давид. Два каких-то жалких жука пытались взобраться наверх по стенкам закрытой банки… Нет, дольше притворяться невозможно: я сдохну, дышать давно уже нечем, я разлагаюсь заживо. Я сдернул защитную сетку, немного пришел в себя и вытащил свое полицейское удостоверение: