Медсестра
Шрифт:
– Продолжаем, конечно, куда деваться, — усмехнувшись в усы, весомо произнес Грабов. — А дедов наших как не позорили, так и не опозорим!
Петр замолчал, пожимая плечами и давая всем понять, что сказать ему больше нечего, однако всё заонежцы дружно зааплодировали. Хлопала тогда и Алена, не в силах оторвать восхищенных глаз от его боевых наград и бравой осанки. Грабов был старше ее всего на четыре года, она его и по школе помнила, но чувствовала себя перед ним десятилетней девчонкой.
— Ну чего встала? Зашить бы надо, пока вся кровь не вытекла! — сердито одернул он медсестру.
Алена
— Садись!
Петр сел. Она вытерла кровь, промыла рану. Ta оказалась глубокой и сантиметров десять длиной.
К счастью, кость и вена оказались не задеты, борозда прошла рядом, по мышце.
— Ты шить-то умеешь? — вдруг спросил он.
— У меня хирург здесь. Он спит. Я его сейчас разбужу!
— Не надо, сам зашью, — вдруг решил Грабов. — На войне и не такие пробоины зашивал, а Кузовлев, как мне рассказывали, сам никогда не зашивает, Се-мушкина просит. Старика же будить ни к чему. Ты мне только иглу прокали, нитку вдень да налей стакан спирта, чтобы боль притупилась, — все полегче.
Во время путины алкоголь в поселке не продавали, запрещая всякие пьянки-гулянки, и Алена заколебалась.
— Можно местную анестезию сделать...
— Ни к чему. Стакан спирта лучше всякой химии.
Он посмотрел на ее испуганное, побелевшее лицо, ожёг странным взглядом, от которого у Алены мурашки пробежали по коже, усмехнулся:
— И сама выпей для храбрости, а то на тебя смотреть еще страшнее, чем на мою руку.
Алена принесла спирт, прокалила иглу, вдела нитку, снова Промыла рану. Грабов уложил руку на стол, выдохнул, легко выпил стакан спирта, задержал .дыхание, что-то пожевал, потом выдохнул. Помедлил и стал аккуратно сшивать рваные концы кожи. Делал . он это столь ловко и расторопно/ что медсестра, позабыв обо всем, во все глаза следила за его действиями. При этом он ни разу не чертыхнулся, не стискивал зубы от боли, словно сшивал иглой куски чужого кожного покрова. Его угрюмое широкоскулое лицо с темным, будто пороховым загаром, с острыми, цепкими глазками даже чуть посветлело, и странная улыбка то и дело вспыхивала на губах.
— Ну вот и все...
Он сделал петлю, чтобы нить не могла развязаться.
Алена отрезала оставшийся кончик, смазала шов йодом. Петр снова никак не отреагировал, словно никакой боли вообще не чувствовал.
— Что, совсем не жжет? — не выдержав, спросила медсестра.
— Пиши на неделю, но через четыре дня все одно , выйду.
— Хватит выкобениваться! — урезонила Грабова медсестра. — У нас месяц назад один герой сходил! Так мы его еле откачали!
Они и не заметили, как к ним подошел Кузовлев. Видимо, их голоса его разбудили.
— Где это тебя угораздило? — зевая, спросил он,разглядывая зашитую рану, и, не дожидаясь ответа восхищенно проговорил: — Ален, да ты, оказывается, Марья-искусница! Сам бы Дим Димы такому шву сейчас позавидовал!
— Руки у нее золотые, — поддакнул Грабов, не глядя на нее.
— Я на неделю ему бюллетень вьшисываю — смутившись от незаслуженных похвал, но и не оспаривая их, отозвалась Алена.
— Можно и на две, — пробормотал хирург. — Швы снимем дней через десять, не раньше. И Алена Васильевна права, геройствовать попусту не надо. Шов может разойтись, в рану попадет
— Нет, не хочется!
—Тогда слушайте,что вам говорят!
Кузовлев сам забинтовал рану.
— Руку держи в тепле, поднимать тяжелое нельзя и лучше бы держать на весу,чтоб мышца не напрягалась. Давай-ка в локте согнем и и шее подвяжем!
— Не надо! — поднимаясь, сердито отрезал Грабов. — Нечего из пустяка геройство разводить!
— А вы что, анестезию не делали?— удивился Кузовлев, взглянув на нераспечатанный флакон.
—Вот распишитесь! — точно не заметив его вопроса, сунула лист бюллетеня Алена. .
Хирург расписался, поставил печать. Пётр забрал
больничный, сунул в карман, бросил долгий, не укрывшийся от Станислава Сергеевича, заинтересованный взгляд на медсестру, и она тотчас вспыхнула,
опустила глаза.
— Извините, что всех перебудил, — хрипло прогудел он. — Спасибо за помощь!
—Через десять дней швы снимать! — выкрикнула ему вслед Алена, но рыбак, не отозвался.
Вскоре и шаги его стихли. Станислав Сергеевич вытащил из своей сумки большой термос, налил себе и Алене горячего кофе, развернул пакет с бутербродами: с рыбой и колбасой. Медсестра тотчас достала, принесенные из дома картофельные шанежки,
испеченые матерью, которые очень любил хирург,выложила их на общий стол.
— Кто-то мне говорил,что Грабов в этой Чечне не одну сотню людей погубил, — помолчав, заметил Кузовлев.
— Не людей, а врагов Отечества, террористов, и не погубил, а уничтожил! — поправила его медсестра.
— Какие же они враги, Аленушка? Они такие же люди, как и мы, только еще несчастнее! — с грустью заметил хирург. — Еще неизвестно, как нас за эту войну история рассудит!
— А у них всегда противоположные рассуждения! — не задумываясь, ответила Алена. — Наш президент говорит нам, что мы воюем в Чечне против сепаратистов, — значит, так оно и есть, а шпионам хочется нам побольше навредить, вот они и говорят все наоборот!
— Весьма любопытная точка зрения! — сохраняя снисходительную улыбку, заметил хирург. — И где же эти шпионы проживают, с твоей точки зрения?
— Да везде! Москва же просто кишит шпионами! — обидчиво поджав губы, проговорила медсестра. — Они там и в правительстве, и в парламенте и в министерствах! Даже в больницах! И рядом метро «Профсоюзная» в том числе?
— При чем здесь метро "Профсоюзная»?-нахмурившись, не понял Кузовлев.
— Шпионы же на метро ездят, чтобы быть незаметными в толпе! Они скромные и пожилым людям уступают места в транспорте. На самом же деле разрушают нашу жизнь!
— Да у тебя полная каша в голове! — Он бросил взгляд на книгу, которую Алена читала, и невольно усмехнулся.
— Да, мы обожаем романы про страстную любовь, — заметив этот ехидный взгляд, с вызовом бросила она. — Мы любим далекие страны, где все не так, как в нашей жизни, где мужчины вежливые и романтичные, и мне лично очень не хватает таких, как Армандо! Во всяком случае, я бы хотела такого встретить!
— Но для этого надо как минимум стать Терезией, — усмехнулся Станислав Сергеевич, но Алена на эту иронию не отозвалась.