Медвежий вал
Шрифт:
— Согласен, — сказал Черняков. — Прикажи ординарцу оседлать мою лошадь и — до часу ночи!
Крутов, зная лошадь полковника, с которой больше будет мороки, чем пользы, вежливо отказался.
— Пусть возьмет мою, — выручил начальник штаба, — моя полегче на ногу!
— Есть! — козырнул Крутов. — К часу ночи быть в полку!
— Иди, — махнул рукой Черняков, — время дорого!
Когда в блиндаже остались трое, Черняков нагнулся и достал из-под кровати бутылку красного вина, купленную им во время поездки в штаб армии в столовой военторга.
— Молодым свои радости, а нам...
— А может, оставим до Дня Победы? — усмехнулся Кожевников.
— Ко
...В это время Крутов во весь опор мчался на резвой лошади. Кончилась проезжая дорога. Дальше надо было ехать тропами. Он сдержал коня: в темноте нехитро было задеть головой за телефонные провода, подвешенные на шестах очень низко.
К расположению санитарной роты он подъехал уже довольно поздно.
— Стой! — окликнул его часовой. — Пропуск!
Крутов ответил и, когда часовой подошел к нему, попросил:
— Вызовите Лукашеву!
— Нельзя. Уже был отбой.
После долгих уговоров часовой позвал разводящего. Либо тот не спешил, либо Лена медлила со сборами, только время истекало. До часу ночи теперь едва оставалось времени лишь на то, чтобы не спеша вернуться в полк.
— Лена, здравствуй! — радостно сказал он, когда девушка подошла к нему.
— Вы с ума сошли! Зачем приехали среди ночи? — Она явно растерялась, поправила сползавшую с плеч шинель и покосилась в сторону часового: — Что случилось?
— Мне нужно с вами поговорить...
— Это еще не причина, чтобы тревожить людей, когда все спят. Можно было приехать днем...
Она стояла рядом, гладила мягкие, вздрагивающие ноздри лошади и нарочно не обращала внимания на Крутова. «Вы слишком много о себе думаете, вызывая меня среди ночи», — говорила она всем своим видом. Крутов понимал нетактичность своего поступка, но как объяснить? Он прямо не знал, как подступиться. Достав из сумки маленький кулек с конфетами, он протянул его девушке.
— Это вам. Получил недавно вместо табака.
— Вот еще! — воскликнула Лена. — Что я, маленькая? — но конфеты взяла. Лошадь потянулась к кульку горячими губами. Лена достала несколько круглых конфеток и засмеялась, когда лошадь, щекоча ей ладонь, схватила и начала катать их во рту. — Ну, говорите, зачем приехали?
Крутов начал злиться, теряя последние шансы на душевный разговор.
— Я приехал посмотреть на вас, поговорить...
— Ну, так что? — Лена выдерживала холодный неприступный тон.
— Так, ничего... Кажется, не ко времени. Мне пора возвращаться.
— Как хотите! До свиданья, — сказала она. — Я и так задержалась с вами.
— Ах, вот как... — Крутов сердито дернул подпругу, безжалостно ее затягивая. Кинув поводья к седлу, он молча, не глядя на Лену, вскочил в седло. — Прощайте! Может, больше не увидимся вовсе...
Она уловила тревогу в его голосе, что-то необычное.
— Павел, погодите, Павел!..
Но он что есть силы хлестнул лошадь, и та вздыбилась, понесла... Какой-то внутренний голос, возможно, голос разума, а может, сердца, говорил: «Вернись, еще не поздно, вернись, дурак!» Но Крутов упрямо мотал головой: «Пусть дурак, пусть!» — и продолжал лететь, сломя голову, хотя сердце звало его назад.
Глава пятая
Ночи стояли пряные, теплые, короткие, когда едва не сходились заря с зарей. По шоссе, во всю его ширину, нескончаемым потоком двигались
Все, что не могло двигаться с такой скоростью, шло по обочинам. По одной — тягачи волочили длинноствольные дальнобойные орудия, разукрашенные для маскировки пятнами. Тяжело катились пушки, и казалось, укатанная гусеницами, тысячами колес дорога прогибалась под тяжестью этих гигантов войны, как гнется спина под непосильным грузом. Стук шагов, шорох одежды, говор и команды нескончаемой людской массы, вливавшейся в общий поток, цоканье копыт артиллерийских упряжек, скрежет и перестук многочисленных повозок стояли над другой обочиной.
Бесконечное движение, шум колонн, запахи бензина, керосина, дизельного топлива и конского пота создавали ту необычно приподнятую атмосферу, которая властно захватывала всякого, кому хоть раз доводилось бывать на фронтовых дорогах перед большим наступлением. Попадешь на такую дорогу, и кажется, что это сама Родина, одетая в каски и пропотевшие гимнастерки, с винтовками, пулеметами и автоматами, танками и орудиями двинулась на врага...
Над войсками беспокойно врезывается в звезды голубой луч прожектора. Вспыхнув сзади, из-за Лиозно, он обмахнет с полнеба, на мгновенье задержится на уснувшем облачке, задрожит и начнет ощупывать весь небосклон от края до края.
Этой дорогой во главе своего полка шел и Черняков. Жадными глазами провожал он танки, самоходные орудия, «катюши», обычную артиллерию. Наконец-то! Говорили, что гвардия уже на исходном положении и что сзади сосредоточены танковая армия и механизированные войска. Черняков не решался верить всему, что слышал, — мало ли что наговорят! — а сердце твердило: «Верь, верь, так и должно быть. Пора!» Враг разбит под Ленинградом и Новгородом, выиграна битва за Днепр и Правобережную Украину, освобождены Одесса и Крым, на юге Красная Армия вступила в Румынию, подошла к границам Чехословакии... Значит, взятие Витебска станет частью гигантского сражения, которое может выйти далеко за пределы Белоруссии. Недаром на воззвании Военного совета армии к бойцам и офицерам в виде эпиграфа приведены слова Верховного Главнокомандующего о том, что задача Красной Армии — в ближайшее время полностью очистить советскую землю от фашистских захватчиков, восстановить границу Советского Союза на всем протяжении от Черного до Баренцева моря...
Граница! Не он ли отступал в сорок первом году, оставляя ее позади и еще не зная, что потребуется целых три года упорной кровавой борьбы, чтобы снова приблизиться к ней.
Он всегда любил труд, создающий материальные ценности, любил заниматься воспитанием... Даже строя перед войной укрепленные районы, он доказывал другим, что это не для войны, а просто крепкие двери и засовы, без которых государству нельзя. Неудачи первых сражений потрясли его, но он нашел в себе достаточно сил и мужества, чтобы не растеряться. Еще тогда он понял, что исход войны зависит от народа, от того, как будет освоен во всех деталях военный труд, как будут изучены приемы врага с одной главной целью — превзойти его потом в мастерстве. Кто знает, может, сейчас его полк идет не только навстречу очередному, только более сложному экзамену на аттестат воинской зрелости... Может быть, за развернувшимся громадным сражением покажется близкая, воспетая в мечтах и думах ПОБЕДА.