Медвежий вал
Шрифт:
— Все в сборе? — спросил он. — Шагом марш!
В штабе дивизии уже стояло наготове несколько грузовых машин. В кузовах некоторых машин на досках, положенных от борта к борту, сидели офицеры. Черняков забежал к начальнику штаба, где уже находились командиры полков. Разговор вертелся вокруг будущего наступления; говорили, что цель не ограничивается, как в прошлый раз, взятием Витебска, иначе зачем такие перемещения командного состава, не только во фронте, но и в армиях... Поскольку никто ничего определенного не знал, высказывались невероятные предположения.
— А
— В основном — прорыв, — ответил начальник штаба дивизии, — а в деталях просто затрудняюсь вам сказать. Сейчас поедем, узнаем... Кстати, генерал уже собрался...
Увидев Дыбачевского, все побежали к машинам.
— В Королево! — скомандовал генерал и, захлопнув дверцу своей легковой машины, выехал вперед. Следом, расстилая пышный шлейф белесоватой пыли, помчались грузовики с офицерами. Вблизи Монастырского холма уже собрались офицеры из всех соединений армии и ведущих отделов штаба. Здесь находились и все генералы. Ждали только командующего. Подготовка большого наступления будоражила, возбужденные разговоры слышались из каждой группы; новости схватывались на лету.
Вскоре на черной легковой машине прибыли Березин и Бойченко. Офицеры поспешно построились, невысокий генерал-танкист гаркнул: «Смирно!» — и четким широким шагом пошел навстречу командующему с рапортом.
— Здравствуйте, товарищи! — громко произнес Березин и, придерживая руку у козырька фуражки, пошел вдоль строя к большой пятиметровой схеме обороны противника, которую только что укрепили на планках между двух сосен.
Офицер штаба предупредительно подал ему длинную указку. Березин попробовал ее на гибкость, как рыболов пробует удилище, и пригласил офицеров поближе. Поскольку разговор предстоял долгий, он велел рассаживаться на траве, кому как удобнее.
Строй сразу сломался, рассыпался. Перед командующим были сотни внимательных, выжидающих лиц. Сколько было передумано, прежде чем он решился собрать офицерский состав, чтобы посвятить в свои замыслы, заставить каждого устремиться к одной цели. Трудно сразу найти слова, которые бы тронули сердце каждого. Начать с общих высказываний о политическом моменте? Но это сразу втянет его в поток чужих мыслей, а он хотел говорить о своем, наболевшем, о том, что было основным в действиях армии под Витебском.
— Товарищи, мои боевые друзья! Всех нас волнуют предстоящие дела, и мы горячо жаждем победы. Поэтому прошу вас сосредоточить все внимание на выводах, которые Военный совет решил довести до вас, чтобы добиться полного согласования наших усилий. Перед вами схема одного из участков вражеской обороны от деревни Перевоз до Языково Он, как две капли воды, похож на любой другой. Вот передний край, — Березин взмахнул указкой и описал широкий полукруг, еле касаясь схемы..
Тишина стояла такая, что слышен был шелест листьев осины, лениво перебираемых слабым дыханием ветерка. Как журчание отдаленного ручейка, из-за Монастырского холма наплывала тихая, едва различимая музыка, передаваемая агитмашиной для бойцов переднего края...
— ...Он насыщен стрелковым оружием, орудиями
— Как думаешь, к чему клонит? — шепнул Еремеев.
— Терпение... Сам же говорил... — пожал плечами Крутов, тоже еще не понимавший, зачем им излагают то, что довольно хорошо знает каждый офицер.
— ...А теперь взгляните на другую схему, — привлек Березин внимание офицеров к другому полотнищу, на котором был вычерчен в виде кривой какой-то график. — Здесь дана кривая нарастания плотности огня противника по мере приближения к его переднему краю. Начнем движение с исходного рубежа, с восьмисот метров...
— Ближе, уже в сотне метров от немца сидим! — раздался чей-то возглас.
— Если кто сумел подготовить исходное так близко, честь и хвала ему, — сказал Березин. — Но я начну с восьмисот. На этом расстоянии противник вводит в действие все свои пулеметы, винтовки, артиллерию. Следующий рубеж — четыреста метров. Плотность огня заметно возрастает, в бой вступают вражеские автоматчики. Кривая растет. Но вот, — Березин взмахнул указкой, — мы проводим артиллерийскую подготовку, уничтожаем артиллерийские, пулеметные точки, пехоту и врываемся на его передний край. Кривая огня резко падает. Так? — обратился он к слушателям.
— Правильно! — раздались возгласы.
— Но есть одно условие... — сказал Березин.
— Надо, чтобы противник не убежал! — выкрикнул офицер позади Крутова.
— Совершенно справедливо. Надо не дать противнику уйти из-под нашего удара и, не замедляя движения, — вперед!
Крутов все внимание сосредоточил на словах командующего, а тот продолжал развивать свою мысль в строгой последовательности...
— ...На глубине в один километр плотность огня упадет еще больше, так как, помимо потери орудий и живой силы, противник лишится основной массы артиллерийских наблюдательных пунктов — своих глаз, а это нарушит работу всех его батарей. Теперь мне нетрудно сформулировать свое основное требование к войскам: стремительность! Вот главное условие нашей будущей победы...
Березин прошелся перед схемами; оставалось довести до слушателей вторую часть — условия тесного и непрерывного взаимодействия пехоты с другими родами войск.
— Основная тяжесть в будущей операции, — продолжал он, — падает на пехоту. Пехота должна быть и будет надежно прикрыта огневым и броневым щитами на весь период боя. Это второе условие, без которого немыслима наша победа. Что для этого требуется? Прежде всего — не допустить разрыва между огневым валом и атакующей пехотой. Огневой вал должен вести за собой пехоту от рубежа к рубежу...