Медвежий вал
Шрифт:
Черняков оглянулся. В сумерках близкого рассвета плотной массой шли за ним его люди. Он был уверен, что никто из них не отстанет. Плечо в плечо с ним, тоже задумавшись, шагал Кожевников.
«Мне просто повезло, что в спутники на всю войну попался такой человек, как Федор Иванович», — думал Черняков. Они умели находить общий язык и, работая над одним делом, не мешали, а поддерживали и дополняли один другого. Человек — не сорока, перо в перо не родится. Сколько нужно было упорства, труда, умения, любви, веры в правоту своего дела, чтобы из разношерстной массы воинов сколотить устойчивые, надежные подразделения.
Неоценимую помощь в этой работе всегда оказывал Кожевников,
...Вблизи передовой единый могучий поток войск расходился по отдельным дорогам. Темные рощи, кустарники жадно впитывали в себя вливавшуюся массу людей и техники. Порозовело небо на востоке. Рассвет. Травы стояли седые от росы. Навстречу первым лучам солнца из-за линии фронта поднялась «рама». Фашистский летчик стал кружиться над передовой, но на дорогах было уже пусто. Звено наших истребителей пыталось сбить вражеский самолет, но тот, ловко увертываясь, ушел в свое логово.
Подозрительная тишина на фронте, непонятное передвижение пехоты вблизи передовой и внезапные чувствительные удары по отдельным пунктам обороны сбивали Гольвитцера с толку. Самая тщательная расшифровка снимков, сделанных разведывательными самолетами, ничего не прибавила. Не доверяя офицерам, Гольвитцер сам с лупой в руках терпеливо просматривал снимки, не давал покоя летчикам. И хотя разведка, как и прежде, не давала ничего конкретного, он нервничал. Какое-то подспудное чувство подсказывало, что против него готовится удар, и чем он будет внезапней, тем сильнее грянет. Гольвитцер стал частым гостем на радиостанции. Усевшись рядом с радистом, он заставлял его ловить сигналы русских станций в надежде обнаружить появление новой. Тщетно! Прекратилась перекличка даже тех, о присутствии которых он знал.
Гольвитцер стал плохо спать. Поднявшись среди ночи, он выходил на улицу и подолгу стоял, прислушиваясь, как гудят в небе невидимые глазу эскадрильи дальней бомбардировочной авиации. Времена меняются: раньше самолеты летели к Москве, теперь, он знал, они идут бомбить города Германии.
Со стороны города доносились глухие сильные взрывы. Это по его приказу саперный батальон взрывал мосты и трубы, а в узких местах и само полотно шоссейных дорог, чтобы они стали непроходимы для русских танков и артиллерии...
В городе высились стены кирпичных зданий и заводские трубы. Зачем оставлять ориентиры для русской артиллерии? И рыжая пыль облаками вздымалась над городом. Все, что уцелело от пожаров и бомбежек сорок первого года, сейчас, в сорок четвертом, планомерно, зачастую средь бела дня, взлетало на воздух. Под городские мосты через Западную Двину были заложены фугасы, чтобы в нужную минуту уничтожить и их. Саперы не знали отдыха — взрывали, минировали и снова взрывали... Свершалась предосторожность, — считал Гольвитцер, — а на самом деле — самое гнусное преступление этой войны — уничтожение всего, что невозможно удержать, лишь бы не досталось народу — хозяину.
Не раз, склонясь над картой, Гольвитцер задерживал взгляд на образовавшемся вокруг Витебска полукружии фронта и мысленно представлял, как ударами с двух направлений русские замыкают кольцо... Очень неприятная обстановка! Если выравнивание фронта допускается в других местах, то здесь это прямо-таки необходимо. Стоит отвести войска за озера Сарро и Липно, и русские сразу будут лишены преимуществ, больше того,
Очень кстати пришло сообщение — в корпус выехал фельдмаршал Буш. Представлялся удобный случай довести свои соображения до сведения ставки Гитлера, и Гольвитцер решил этим воспользоваться. Вызвав начальника штаба, он приказал подготовить все необходимое для приема высокого гостя.
Генерал-фельдмаршал прилетел восемнадцатого июня. Дверца самолета открылась, и в ней встал, щурясь на свет, высокий, прямой старик в парадной форме.
Пронзительно взвыли фанфары военного оркестра, и почетный караул, составленный из отборных эсэсовцев и гренадеров, застыл тяжелыми темными шеренгами. Отсвечивали матовые, только что взятые со склада, без единой царапины, широкие металлические шлемы.
— Ваше превосходительство, господин фельдмаршал, — громко рапортовал Гольвитцер, — Витебский укрепленный район прочно удерживается войсками пятьдесят третьего армейского корпуса. — Он сделал паузу, необходимую для того, чтобы перевести дух, и уже не так громко добавил: — Кампфкомендант района — генерал от инфантерии Гольвитцер!
Буш, прилетевший в Витебск с особыми поручениями от Гитлера, привык к подобным церемониям и совершенно не придавал им цены. Вяло сунув руку Гольвитцеру, он пошел вдоль шеренг почетного караула. Его занимали дела поважнее, и он шел, уставив взгляд в землю. Перед глазами мелькали широкие носки начищенных солдатских сапог, обрамлявшие утоптанную пыльную дорожку. Подошла машина Гольвитцера. Привычным движением адъютант распахнул дверцу, генералы сели, и машина помчалась с аэродрома. Рассеянным взором Буш скользил по сторонам, не задерживая его на привычных картинах разрушения: грудах кирпича, из которых торчали покореженные металлические конструкции, жилищах без рам и дверей, с одними лишь стенами, вереницах печных труб, оставшихся на месте деревень, запущенных садиках с засохшими деревцами, под которыми поднимался бурьян...
— Если не ошибаюсь, город пуст? — спросил он, поворачиваясь к Гольвитцеру.
— Да. С прошлой осени, как только город оказался в прифронтовой полосе, мы начали выселение жителей. Население, сочувствующее партизанам и выжидающее только случая, — плохое соседство для солдат имперской армии, стоящих на передовых рубежах. Еще как-то оправданы жертвы от рук врага на фронте, но недопустимо терять солдат от рук населения. Это подрывает дух армии.
— Вы правы, — кивнул головой Буш. — У фюрера солдаты на счету, и мы обязаны их беречь. Германия сейчас наводнена чужеземцами, которых мы ввозим в больших количествах, чтобы поддержать промышленность и сельское хозяйство. Солдаты требуются и там. Надеюсь, наиболее трудоспособная часть населения призвана вами для служения Германии?
— Мною приняты меры, чтобы ни один русский не остался в пределах прифронтовой полосы. Жители сведены в специальные лагеря, а там среди них производят отбор... Такова директива оперативного управления... У меня этими вопросами всецело занимается полковник Шмидт.
— Да, генштабу пришлось пойти на разработку этой директивы, — кивнул Буш. — Кейтель не мог иначе поступить, поскольку было указание фюрера. Армия решает очень сложную задачу!..
Буш вздохнул. Он не хотел высказывать Гольвитцеру своих взглядов на обстановку, сложившуюся в ставке. С отставкой Браухича с генералитетом окончательно перестали считаться при решении общеполитических вопросов. Только советчики, исполнители. Что поделаешь...