Мегамир
Шрифт:
«Таргитай» летел в странном мире, где справа и слева на космических расстояниях высились темно-коричневые колонны, рядом с которыми Останкинская телебашня была бы камышинкой. Зелень осталась далеко вверху, здесь были только колонны, что вырастали из серого тумана, длились и длились, пока не исчезали в зеленом тумане, в котором уже и не угадывались ветки.
Они снижались быстро, воздушный поток нес их между колоннами. Ближе к земле колонны становились толще, необъятнее.
Однажды шар прошел совсем близко возле одной, это было вставшее на ребро горное плато с обязательными ущельями, разломами, холмами...
Наконец их
Гондола чиркнула днищем, над ухом Кирилла гулко хлопнуло, прозвенел вопль: «В яблочко!». Страшно дернулся пол. Гондола несколько раз перевернулась, замерла на привязи. В Большом Мире все было бы всмятку, здесь же как ни в чем ни бывало, прилипли к иллюминаторам. Наконец Кирилл на правах эксперта распахнул люк.
Они были в исполинском мегалесе. Далеко смутно виднелись серо-коричневые стены мегадеревьев, что уходили в небо, между кустов рос и настоящий лес: будяки, чертополох, молочай, одуванчики...
— Выгружайтесь, — велел Кирилл, ощущая непривычный подъем. — Бросок во-о-он к Останкинской телебашне.
Вчетвером, точнее — впятером, ибо Дмитрий не расставался с Бусей, они побежали, перепрыгивая через бугры, сканируя местность, обходя сторонкой неопознанных насекомых.
Зеленый ствол незнакомого растения поднимался прямо из земли. Метров тридцать в поперечнике, без листьев, без привычных волосков по стволу, молодой, зеленый, он тянулся ввысь, а через каждые сорок-пятьдесят метров стебель прочно опоясывали валики междоузлий.
— Вперед и выше! — скомандовал Кирилл. Каждый нерв в нем гудел от возбуждения. Он с удивлением и недоверием прислушался к своему голосу. Командные нотки? У него?
Омертвевшие клетки выступали наружу твердыми плитками, укрывая нежную ткань. Карабкаться было легко, вес не тянул, и Кирилл обнаружил, что несется вперегонки с Дмитрием и ксерксами. Интеллектуальный и бесхитростный резко ушли вперед, а с Дмитрием бегали ноздря в ноздрю. Дмитрий уже запыхался, с недоверием бросал взгляды на мирмеколога. наконец, спросил подозрительно:
— Ты не на допинге случаем?
— Случаем нет, — ответил Кирилл бодро.
Он остановился на высоте сорокаэтажного дома, ощупал зеленую стену. Дмитрий тоже осматривал каждый дюйм, стараясь понять, что ищет мирмеколог. Когда нерешительно раскрыл рот, собираясь сказать о своем открытии, Кирилл ткнул пальцем:
— Вот здесь проруби отверстие.
— Вместо толстой стены натянута пленка, — сказал Дмитрий раздосадовано, — но закрашена под стену... Ты догадался?
— Знал. Растение специально оставляет, чтобы муравьи могли пробраться внутрь. У них такой сговор. О взаимопомощи.
Дмитрий только ткнул лезвием, как изнутри пахнуло теплым влажным воздухом. Продрав зеленый занавес, он сунулся в дыру. Там был цилиндрический зал в двадцать метров диаметром, пол блестел крохотными капельками на подогнанных одно к одному волокнах. Стены уходили ввысь, на большой, как в церкви, высоте виднелся мясистый: поросший зелеными сталактитами потолок. Нежно-зеленые стены с солнечной стороны и темные с теневой пропускали ослабленный свет, мелькали тени: рядом под ветром покачивалась соседняя «останкинская телебашня».
— Здесь остановимся на ночь? — догадался Дмитрий.
— Здесь. Или в любом
Дмитрий высунулся наружу, долго орал, махал руками, привлекая внимание. Наконец, его рассмотрели в бинокли, и по зеленой стене покарабкалась вверх целая альпинистская экспедиция.
Кравченко взял пробы воздуха, сока, неохотно признал место пригодным для ночевки. Пока все обустраивались, Дмитрий тщательно обследовал зал, словно искал подслушивающие устройства, обнаружил на стыке стены и пола место, которое с сомнением назвал замаскированным лазом. Не успел и глазом моргнуть, как интеллектуальный муравей без раздумий вонзал жвалы в сочные волокна. Брызнул белесый сок. Сашка потянул за край зеленого брезента, послышался треск, муравей попятился, не выпуская из жвал зеленую перегородку.
— Все меня опережают! — воскликнул Дмитрий удрученно.
Он бросился помогать, вдвоем расширили отверстие, а когда дыра оказалась достаточной, в щель неторопливо пролез ксеркс Дима, отпихнув интеллектуала и двуногого друга.
— Ну вот, — сказал Дмитрий совсем упавшим голосом, — теперь меня и микробы лапами загребут...
Ксерксы спустились в новый зал по стене, а Дмитрий, чтобы хоть в чем-то опередить их, спрыгнул. Муравьи, как ни странно, прыгать не умели. Даже не решались просто падать с мегадеревьев, а всякий раз проделывали изнурительный путь вниз, даже если муравейник был прямо под мегадеревом. Правда, вроде бы есть такие муравьи, которые бесстрашно спрыгивают с веток — Формика зовутся, но таких Дмитрий не встречал, а собственным умением падать с деревьев гордился так же, как мирмеколог способностью мыслить.
Дмитрий в прыжке опустился прямо в середине зала. Шагнул и... застыл. Подошвы попали на упавшую сверху каплю сока, теперь уже клея. Пока он с проклятиями отдирался, ксерксы умело обследовали зал, отыскали замаскированный ход, прогрызли, один за другим юркнули в новую дыру.
— А еще муравьи! — горько кричал им вслед Дмитрий. — Никакой братской взаимовыручки! Наговорили о вас: дружные, самоотверженные... Предатели!
Буся обеспокоенно возился на его плече, сочувственно стрекотал. Кое-как отодравшись от клея, Дмитрий двинулся к зияющей дыре в полу. Подошвы отрывались с громким чмоканьем, словно работал мощный насос, каждый шаг давался с боем, словно шел к трудному светлому будущему строить четвертый сон Веры Павловны. Хорошо, не загустел сок, остался бы как муха на липучке, куковал бы, пока опозоренного отыскали бы! С проклятиями, беря каждый шаг, как Фауст, с боем добрался до дыры, заглянул.
Далеко внизу на стыке стены и пола ксерксы с энтузиазмом прогрызали новую дыру. Мокрые, брызжущие соком волоконца летели во все стороны.
— Вообще-то понятно, — пробормотал Дмитрий, — я бы тоже увлекся, обо всем забыл... Да и не остановить меня такими пустячками, потому вы и не беспокоились.
Он приготовился спрыгнуть к ним, сокращая расстояние, но в последний момент все-таки спустился по стене.
В верхнем зале, куда проникли в самом начале, люди сбросили опостылевшие комбинезоны. Влажность высокая, воздух теплый, со сладким привкусом. В гондоле остались Чернов и Забелин, остальные располагались на ночь. Ногтев ходил по периметру, осматривался, щупал влажные стены. Кожа жадно дышала влажно-сладким воздухом, впитывала через поры прямо в лимфу, молекулы воздуха подхватывались, разносились по капиллярам, усталость незаметно испарялась.