Мегрэ и 'Дело Наура'
Шрифт:
– А вы?
– Не знаю... Почему вы не допросили мою невестку?
– Жду, пока она устроится в гостинице. Сейчас, вероятно, она не смогла бы выдержать больше того, что ей пришлось испытать...
Они стояли лицом к лицу, и Пьер Наур сурово глядел на комиссара.
– Я бы хотел задать вам один вопрос, - мягко сказал Мегрэ.
– Вы читали корреспонденцию вашего брата, и у вас была возможность поговорить с Уэни... Кажется, он не очень-то расположен сотрудничать с нами... Возможно, вы...
– Я пробовал вчера вечером вытянуть из него хоть что-то, но без особого успеха...
– Число тех, кто мог бы совершить убийство, довольно ограниченно, но при одном условии...
– Каком?
– Представьте себе, что ваш брат, вопреки вашему первому предположению, не только играл в последнее время самостоятельно, но и представлял какой-то синдикат игроков, как это случалось в прошлом...
– Я вижу, куда вы клоните, и прошу вас, господин комиссар, даже не останавливаться на этой гипотезе. Мой брат был честным человеком, как и все Науры... Его скрупулезность доходила до мелочей, в чем я снова убедился, просмотрев его бумаги...
Немыслимо, что, работая на какой-то синдикат, он нанес ему ущерб хотя бы на один сантим и вследствие этого стал объектом мести...
– Я рад слышать то, что вы сказали... Прошу прощения - в силу своих обязанностей я не должен упускать из виду ни одной гипотезы... На эту мысль меня навело присутствие в доме Уэни...
– Не понимаю...
– Не кажется ли вам, что положение Уэни является довольно двусмысленным?.. Он не совсем секретарь, не камердинер, не шофер и все же вовсе не ровня... Он мог бы при вашем брате играть роль своего рода контролера, представителя синдиката игроков...
Наур иронически улыбнулся:
– Если бы это мне сказал кто-нибудь другой, а не вы, я бы ему ответил, что он слишком увлекается чтением полицейских романов... Я вам говорил, что у ливанцев сильно развито чувство семьи. И при этом семья не ограничивается лишь близкими родственниками. Случается, что в нее входят и старые слуги, друзья проживают на равных со всеми правах...
– Вы не могли бы причислить к ним Уэни?
– Нет... Прежде всего потому, что этот человек не вызывает у меня симпатии, и потом, я ведь рано женился, а Феликс оставался холостым до тридцати пяти лет... Наша семья была убеждена, что он никогда не женится...
– Вы позволите?
Мегрэ, услышав шаги на лестнице, пошел открыть дверь. Лина сменила платье и надела норковую шубу. За ней шла Нелли Фелтхеис, неся чемодан и глядя куда-то вдаль, а позади спускалась нагруженная вещами Анна Кехель.
– Не можете ли вы, Пьер, вызвать такси?.. Не стоило отпускать то, на котором мы приехали...
Она вопросительно поглядела на комиссара, и Мегрэ спросил:
– В какой гостинице вы думаете остановиться? В "Рице"?
– О нет! С ней у меня связано слишком много воспоминаний... Подождите, как называется та гостиница на углу улицы Риволи, возле Вандомской площади?..
– "Отель де Лувр"?
– Да, так... Мы поедем в "Отель де Лувр"...
– Я позволю себе сейчас поехать вслед за вами, так как обязан задать вам несколько вопросов...
– Такси сейчас будет...
Часы показывали почти полдень. Теперь была очередь Жа-нвье - ехать в Орли, ждать там прибытия Алваредо и установить за ним наблюдение.
– До свидания, Пьер... В котором часу состоится завтра оглашение завещания и у какого нотариуса?
– В три часа, у мэтра Леруа-Бодье, бульвар Сен-Жермен...
– He стоит записывать, - вмешался Мегрэ.
– Я дам адрес в гостинице...
Понадобилось какое-то время, чтобы разместить в машине багаж и трех пассажирок. Стоя на тротуаре, Лина дрожала от холода и смотрела вокруг, словно не узнавая окружающей ее привычной обстановки.
Пьер Наур закрыл дверь дома, и Мегрэ увидел, как шевельнулась штора в окне комнаты, в которой, должно быть, находился Уэни.
Он сказал Люка, садясь рядом с ним:
– Следуй за ними... Они направились в "Отель де Лувр", но я предпочитаю убедиться в этом... Я до сих пор не уверен, что во всей этой истории все искренни до конца...
Улицы были такими же пустынными, как и в августе, когда не видно туристских автобусов. Такси остановилось перед "Отель де Лувр". Сначала в гостиницу вошли Лина и ее подруга, видимо, хотели узнать, есть ли там свободные комнаты. Через несколько минут за багажом пришел носильщик, а горничная, посмотрев на счетчик, расплатилась за проезд.
– Поставь где-нибудь машину и приходи ко мне в бар. Нужно все же дать ей время обжиться в своем номере и прийти в себя.
К тому асе его мучила жажда.
В баре царили тишина и полумрак. Двое англичан беседовали, устроившись на высоких сиденьях, но слов нельзя было разобрать. На стенах, обшитых дубовыми панелями, в четырех или пяти метрах друг от друга висели бронзовые бра, освещавшие бар тусклым светом. В углу, с бокалом красноватого коктейля, кого-то ждала молодая женщина. Четверо мужчин вели тихий разговор, изредка наклоняясь друг к другу.
И здесь тоже чувствовалось воскресенье, день, свободный от всяческих забот. Сквозь кремовые шторы едва различались грязные сугробы, черные деревья, головы идущих прохожих.
– Не желаете ли снять пальто, мосье?
– О, прошу прощения...
Из-за тех дел, которые он расследовал, ему чаще приходилось бывать в различных небольших кафе или в шумных барах в районе Елисейских полей, чем в таких роскошных гостиницах. Он снял пальто, облегченно вздохнул, осободившись наконец от слишком теплого шарфа.
– Пива...
– бросил он бармену, который смотрел на него, словно пытаясь вспомнить, где он мог видеть это лицо.
– "Карлсберг", "Хайникен"?