Мегрэ в школе
Шрифт:
— Вы скажете об этом лейтенанту?
— Мне надо раньше повидать Марселя.
— Вы ему скажете, что это я рассказал вам обо всем?
— А ты хотел бы, чтобы он не знал?
— Да.
В глубине души он не терял надежды, что в один прекрасный день его примут в общество привилегированных — Марселя, Жозефа и прочих.
— Я думаю, он скажет правду и мне не придется ссылаться на тебя. Другие ученики должны были видеть, у какого окна он стоял.
— Они баловались.
— Все?
— Кроме одной девочки, Луизы Бонкёр.
— Сколько ей лет?
— Пятнадцать.
— Она
— Нет.
— Ты думаешь, она смотрела на Марселя?
Впервые Жан-Поль покраснел. Уши у него так и заполыхали.
— Она всегда на него смотрит, — пробормотал он.
Почему девочка ничего не сказала? Потому, что была влюблена в сына жестянщика или просто не обратила внимания, у какого именно окна он стоял? Марсель подтвердил, что он стоял у окна. Его товарищи не задавались вопросом, о каком окне шла речь.
— Пора возвращаться в деревню.
— Я не хотел бы идти с вами вместе.
— Хочешь идти первым?
— Да. Вы правда ничего не скажете Марселю?
Мегрэ утвердительно кивнул. Мальчик постоял с минуту, притронулся к фуражке, двинулся к полю и потом побежал.
Комиссар, очутившись наконец у моря, даже забыл и посмотреть на него: он следил за удалявшимся силуэтом мальчика.
Затем и он пошел обратно. На пути он остановился, набил трубку, вытер лицо платком и проворчал что-то неразборчивое. И если бы кто-нибудь встретил его в этот момент на дороге, он бы несказанно удивился, видя, как время от времени комиссар почему-то качал головой.
Когда Мегрэ проходил мимо кладбища, могильщики уже засыпали могилу Леони Бирар желтой землей. Заваленная свежими цветами и венками, она видна была издалека.
Глава 7
Снисходительность доктора
Почти все женщины разошлись по домам, и все, за исключением тех, кто жил на далеких фермах, уже сняли черные платья и хорошие ботинки. Мужчины же, как в дни ярмарок, задержались у Луи. Для всех в гостинице не хватало места, и они располагались во дворе или прямо на улице. Они ставили бутылки на подоконник или на старый железный стол, перезимовавший на улице.
По звуку их голосов, по смеху, по медленным и неточным жестам ясно было, что выпили они на славу.
Занятая своими делами Тереза все-таки улучила минутку и подала комиссару вина и стакан. Едва Мегрэ прошел внутрь помещения, как его оглушил многоголосый шум. На кухне он заметил доктора, но там скопилось столько народу, что пробиться к нему было бы нелегко.
— Вот уж никогда не думал, что мы ее упрячем в яму, — твердил какой-то старик, покачивая головой.
Их было трое, примерно одного возраста. Всем им было далеко за семьдесят. В углу, позади них, красовался на белой стене плакат, уведомлявший о количестве выпускаемых в стране алкогольных напитков и о вреде пьянства.
Из-за своих черных костюмов и крахмальных рубашек они сидели прямее, чем обычно, и это придавало им некоторую торжественность.
Когда они глядели друг на друга, глаза их
Почему Мегрэ вдруг представил их во дворе школы?
Должно быть, потому, что их смех, их взгляды, которыми они обменивались, напомнили ему смех и взгляды школьников. Сначала они все вместе учились в школе, позже выбрали себе одинаковых девушек и по очереди справляли свадьбы, хоронили родных, праздновали свадьбы детей и крестины внуков.
— Ха-ха-ха… Она вполне могла бы стать моей сестрой: ведь отец не раз рассказывал мне, как он приударял за ее матерью…
Разве все это не объясняло нравы деревни? В другой группе, расположившейся позади Мегрэ, кто-то говорил:
— Когда он продал мне ту корову, я сказал ему: «Слушай, Виктор, я знаю, что ты жулик. Но мы же вместе с тобой отбывали военную службу в Монпелье, и как-то раз вечером…»
Луи, у которого не было времени даже переодеться, ограничился тем, что снял пиджак. Мегрэ вспомнил, что доктор пригласил его к себе сегодня завтракать. Неужели Брессель забыл об этом?
Доктор, как и другие, держал в руках стакан и старался урезонить захмелевшего и крайне возбужденного мясника Марселина. Трудно было понять, что же здесь происходило. Марселин явно на кого-то нападал, стараясь оттеснить маленького доктора в первую комнату.
— Я же говорю тебе, что скажу ему! — услышал комиссар.
— Успокойся, Марселин. Ты пьян.
— Плевать!.. Я не разрешаю ему шпионить за мной!
Я свободный человек…
Вино не шло ему впрок. Он был бледен, красные нездоровые пятна выступили у него на щеках и вокруг глаз.
Движения у него были медленными, неточными, голос вялым.
— Слышишь, лекарь? Я не выношу шпионов! А что он здесь делает, если…
Он издали смотрел на Мегрэ. Нетрудно было понять, что он стремился именно к нему, чтобы выложить все, что у него на сердце. Двое-трое мужчин, смеясь, наблюдали за ним… До сих пор не было ни споров, ни драк. Здесь все слишком хорошо знали друг друга, чтобы драться, и каждый точно знал, кто сильнее.
Чтобы не раздражать мясника, Мегрэ не пытался подойти ближе и делал вид, будто ничего не замечает. Но он не спускал глаз с этой группы и невольно стал свидетелем сцены, которая его очень удивила.
Тео, большой и грузный, присоединился к ним, размахивая стаканом. Но в стакане было перно, и, судя по цвету, очень крепкое.
Он что-то тихо сказал доктору и протянул стакан мяснику, положив ему на плечо руку. Вначале Марселин вроде бы отбивался, стараясь оттолкнуть Тео, но потом схватил стакан и выпил его единым духом. И почти тотчас же взгляд его как бы замутился, остекленел. Он попытался угрожающе поднять палец в сторону комиссара, но рука его не слушалась.