Мекленбургский дьявол

Оченков Иван Валерьевич

— Сделаю, — отозвался недавний пленник и двинулся вперед.

— Масленников! — припомнил я, наконец, фамилию командира батареи.

— Я, государь! — вытянулся тот.

Соскочив с коня, я на нетвердых после боя ногах подошел к нему, и на глазах у всех троекратно обнял и расцеловал. Потом сделал знак Корнилию, и тот подал мой кафтан, который я тут же накинул на плечи артиллериста.

— Все мы сегодня славно дрались. Но кабы не ты, да твои люди, не видать нам верха! Зело искусен ты, братец.

Растроганный царской милостью офицер едва не грохнулся

на колени, но в последний момент удержался и стал благодарить, уверяя, что отслужит.

— Конечно, отслужишь, — усмехнулся я. — Куда ж ты денешься?

В этот момент вернулся наш переговорщик, выглядевший немного обескураженно.

— Ну чего там? — вопросительно посмотрел я на него.

— Так это, — широко улыбнулся Михаил. — Услыхали турки, что твоя царская милость тут и сдаются. Живота лишь попросили и только! Токмо и лепечут — рус шейтани…

[1]Азапы, азебы — холостяки (тур) род лёгкой пехоты в османской армии, иррегулярные вспомогательные войска авангарда.

[2] мирлива — турецкий наместник берлербейлика (провинция высшего ранга в Османской Порте)

Глава 6

Не успел Рожков сделать мне доклад, как ворота цитадели распахнулись, и из них показалась целая процессия богато одетых турок. Мелко семеня, они нерешительно двинулись в мою сторону и, вероятно, прошло бы немало времени, пока они добрались до нас. Однако, времени ждать их у меня не было.

— Корнилий, видишь ворота? — показал я своему телохранителю. — Бери сколько есть конных и займи их, покуда османы не очухались. Не дай бог прознают, как нас мало, опять до драки дойдет.

— Сделаю! — кивнул бывший лисовчик, и не успела турецкая делегация пройти и половины пути, как у ворот стоял караул из наших ратников.

Увидев, что все в порядке, я тоже пришпорил Лизетту и подскакал прямо к отцам города. В этот момент выяснилось, что далеко не все члены делегации шли добровольно. По крайней мере, один из них — седой старик с надменным лицом был связан и все время ругался на своих спутников.

— Кто-нибудь из вас знает нашу речь? — осведомился я.

— Я господин, — угодливо кивнул невзрачный мужичок средних лет с редкой бороденкой.

— Тогда говори, кто вы и чего хотите?

— Мы хотели просить милости у великого царя Ивана, — начал было редкобородый, но связанный старик перебил его и принялся что-то кричать в мою сторону, брызгая слюной.

— Что он говорит? — поинтересовался я.

— Прости, господин, я не смею оскорбить твой слух, — замялся переговорщик.

— Он сказал, что всех неверных испепелит гнев великого Аллаха, — вмешался старавшийся не отставать от меня Рожков, — а еще ругается всяко разно и поносными словами грозится тебе государь и войску твоему!

— И сильно ругает?

— На чем свет стоит!

— Государь? — изумился редкобородый и тут же повалился на колени. — Неужели мы удостоились небывалого блаженства увидеть могучего и милосердного царя всех урусов?

— Шайтан! — снова

завизжал связанный и хотел было плюнуть в меня, но видимо не нашел слюны во рту, пересохшем от долгой ругани.

— Сдавайтесь, и я пощажу вас, — заявил я переговорщику и обернулся к Рожкову, — знаешь кто эти люди?

— Как не знать, — отозвался вчерашний пленник, — связанный — здешний бейлербей или мирлива, называй, как хочешь. Мехмет-паша его зовут. А этот говорливый — Селим-ага. Что-то вроде дьяка тутошнего.

— Что за человек?

— Погань редкостная, — нелестно охарактеризовал его Рожков. — Мздоимец и вор.

— Взятки берет?

— Не в том беда, государь, что берет. Про другие земли не скажу, ибо не был, а в Туретчине по-иному не бывает. Но иной примет положенное, да лишнего не требует, а этот аки волк, пока всех овец из стада не перетаскает, утробу свою насытить не сможет!

— Что? — навострил уши чиновник, почуявший, что разговор идет о нем.

— Молчать! — прикрикнул на него толмач, правильно оценивший мой взгляд. — Разве наш повелитель разрешил тебе открыть свой поганый рот?

Как ни странно, но ругань весьма плодотворно подействовала на вороватого агу, ибо он тут же уткнулся лицом в землю, и больше не мешал нам.

— Я так понимаю, это лучшие люди города?

— Из мусульман точно. Еще греки есть и армяне. Некоторые ничуть не беднее турок будут.

— Отлично. Значит, переводи им. Пусть все мусульмане сложат оружие и заплатят выкуп за себя и свое имущество. А до той поры, как соберут деньги, пусть каждая семья даст мне аманата, сиречь, заложника. Лучше сына, но кому бог не дал, сойдет и дочь. И сразу же предупреди, кто попробует выдать за своего ребенка слугу или еще кого, пусть сам всю свою семью перережет ибо я не помилую! А тому, кто об этом прознает и донесет, отдам половину имущества казненного.

— Хитро, — уважительно заметил Рожков и начал переводить.

Пока он говорил, лица отцов города постепенно начали разглаживаться. В принципе, ничего необычного в моем требовании нет. Почти все завоеватели поступают именно так. Почти, потому что казаки, случись им захватить город, просто режут всех без разбора и тащат на струги, что под руку попадет. А тут все же какая-то система. Порядок!

— Позволено ли ничтожным рабам великого царя спросить, велик ли будет выкуп? — почтительно осведомился Селим.

— Думаю, миллион дукатов или сто миллионов акче будет справедливой ценой, — после недолгого раздумья заявил я, и тут же, будто спохватившись, добавил, — Это не считая прочих товаров, которые будут реквизированы.

— Государь, в Кафе много пороховых заводов, а селитру делают в Карасубазаре и везут сюда. — Напомнил неугомонный Рожков.

— Да, все запасы пороха, оружие и пушки, конечно, наша добыча! Знаю, что вы изрядно промышляете работорговлей. Так вот. Всех рабов в городе освободить и за ваш счет одеть, обуть, помыть, накормить и снабдить сотней акче на дорогу. Так что в ваших же интересах, чтобы их нашлось поменьше, иначе вовсе разоритесь…