Мелания
Шрифт:
– Мне по фигу, – отвечает Микки.
Так что он сидит у стойки, нянчит свое пиво, а Йен обслуживает еще девять посетителей, которые приходят за эти несколько часов. Но в основном, он болтает с Микки, опираясь на барную стойку. Они говорят о разных пустяках, смотрят реслинг по телевизору, который висит в углу, и иногда комментируют его, обсуждают работу и очередные выходки Мэнди.
Ничего важного, ничего, что имеет значение, но почему-то это чертовски здорово. Микки готов признать, что ему не хватало многих вещей, связанных с Йеном: ему не хватало траха с Йеном, ему
Микки никогда не был парнем с множеством друзей. Йен был больше чем друг, но кроме этого, он какое-то время был лучшим другом Микки, и лишиться этого было не менее тяжело.
В какой-то момент Микки оказывается единственным посетителем в баре – он удивляется, как вообще это место не прогорело, потому что не похоже, что здесь много чертовой прибыли – и они с Йеном играют в бильярд. Микки не понимает, что это плохая идея, до того момента, как они уже начали, потому что оказывается, Йен очень неплохо играет.
– Когда ты, блядь, этому научился? – недовольно спрашивает Микки, глядя как Йен загоняет очередной шар в боковую лузу. – Последний раз, когда мы играли, ты едва ли знал, с какого конца браться за кий.
Йен смеется и кидает мел Микки.
– Два года – это довольно долго, Мик, – замечает он, и это не звучит двусмысленно, словно он говорит о чем-то из их прошлого, о случавшихся с ними плохих вещах, это просто констатация чертова факта. Два года – это довольно долго. Два года – это достаточно долго, чтобы научиться играть в бильярд.
Тем не менее Микки расстраивается.
Позднее, когда Йен выигрывает и Микки с раздражением называет его чертовым обманщиком, но благородно отказывается от реванша, заканчивается смена Йена. Какая-то чика среднего возраста с охренительным афро заступает на его место, нянчится с тремя старыми пьяницами, которые на данный момент составляют всю клиентуру бара, и Йен свободен.
– Эээ, – говорит Микки, пока он по-прежнему сидит у бара, наблюдая, как Йен надевает куртку.
– Хочешь пойти еще куда-нибудь? – спрашивает Йен, как будто считает, что есть еще одна чертова причина для Микки все еще сидеть в этом дерьмовом баре, чем просто быть с ним. Микки встает с табурета, оставляя свое пиво, хотя не выпил и половины.
– Я собираюсь забрать Мэлли, – хотя это и не главное, и ему хотелось бы, чтобы Йен это знал, но он не говорит ничего. – Не хочу заставлять Мэнди возиться с ней всю ночь, она может быть той еще занозой в заднице.
– Ладно, – просто говорит Йен. – Тогда пошли.
О. Черт, Йен направляется домой, Йен сосед Мэнди, а Мэнди, та, кто сидит с Мэлли – они собираются в одно и то же место. Мозг Микки почему-то не сразу связывает эти факты между собой.
Итак, они отправляются в путь.
Бар не очень далеко от квартиры Йена и Мэнди,
Каким-то образом сегодняшний вечер напомнил Микки о том, что было… блядь, почти пять лет назад, это было пять чертовых лет назад. Это напомнило ему о том времени, когда они с Йеном только начали тусить вместе – вскоре после того, как начали трахаться, но еще до того, как их застукал Кэш, и Микки в первый раз загремел в колонию. Микки не понял, что происходит, когда они первый раз оказались в постели, они просто кончили, а Йен закурил сигарету, вместо того, чтобы сразу уйти. С тех пор все развивалось по спирали.
Сама идея, что кто-то действительно хочет проводить время с Микки, никогда не приходила ему в голову до этого, и он вроде как растерялся.
Это было почти пять чертовых лет назад, и сейчас, после всего, кажется невозможным, что Йен по-прежнему может хотеть быть рядом с ним.
Невозможным, а может и нет, потому что это действительно происходит. Потому что они идут вместе, молчат, прислушиваясь к звукам города вокруг них, к людям, орущим и хохочущим в отдалении, машинам, музыке и шуму, слишком громкому для такого позднего времени. Они идут вместе, и их плечи все время задевают друг о друга.
Они оба в пальто и свитерах, футболках и перчатках, и не могли бы по-настоящему прикоснуться друг к другу, даже если бы попытались, но все же каждое столкновение их тел сводит Микки с ума, потому что Йен не старается этого избежать. Тут полно места на тротуаре, и Йен мог бы запросто пройти вперед, создать некую дистанцию между ними, если бы прикосновения его беспокоили, но он не делает этого.
Микки смотрит вниз, видит, как их с Йеном потертые ботинки шагают бок о бок, продираясь через жижу полурастаявшего снега. Его ботинки коричневые, у Йена – серые. У Йена странные шнурки, один черный и выглядит новым, а другой толще, такой же серый, как ботинки, потрепанный и с распущенными концами. Они шагают четко в ногу.
До того, как Микки успевает это осознать, они уже у дома Йена; заходят внутрь, направляются к лестнице. Йен снова задевает его плечом, его левый ботинок пинает первую ступеньку. Йен кашляет, звук короткий и низкий где-то глубоко в горле.
Они перед дверью квартиры Йена. Ни один из них не спешит открыть дверь.
Микки наконец поднимает взгляд от потертых ботинок Йена, откидывает голову назад, совсем чуть-чуть, настолько, насколько это необходимо, чтобы смотреть Йену в лицо. Йен, в свою очередь, тоже смотрит на него, его глаза кажутся темными от расширившихся зрачков.