Мелания
Шрифт:
– Просто выбери чертово имя, – повторяет Мэнди. Микки ни за что не признается в этом, но этих слов Йена для него достаточно, чтобы тут же согласиться. И это чертовски печально, что он по-прежнему так зависит от Йена Галлагера. Но это правда. Все, что чертов Йен хочет, он всегда получает, если это касается Микки.
– Да пошли вы, – говорит он им всем, для вида. Но все то время, пока он собирает шмотки ребенка, несет ее назад в их квартиру, и когда они внутри, он думает.
Потом она плачет, и ее нужно кормить, купать и переделать кучу других дел, впрочем, как и каждый вечер, так что у него нет времени подумать.
Вбивает в поисковик: как выбрать имя для ребенка.
В результате выскакивает хренова туча тупых мамочкиных блогов и сайтов с нереально огромными списками чертовых имен, их можно выбирать по длине или по смыслу, по стране происхождения, и это запутанно и перегружено всяческим дерьмом.
У Микки нет никаких идей насчет имени. Он едва-едва смирился с тем, что в принципе должен дать имя ребенку. Ему вообще по барабану, как ее зовут, но тут выясняется, что он обязан выбрать имя. Это слишком большая ответственность для него.
Что если он выберет что-нибудь неподходящее?
Микки помнит, как она первый раз произнесла “папа”. Он был на кухне, матерился на банку с апельсиновым джемом, которую уронил на стол и теперь пытался собрать, не слишком насвинячив, когда услышал ее лепет из гостиной, как обычно. Вдруг, абсолютно неожиданно, она произнесла это вслух. Папа! Он замер в панике, на секунду подумав, что чертов Тони вернулся, потом перепугался еще больше: блядь, она думает, я ее чертов отец. Он прокрался в гостиную, посмотреть что происходит, и увидел, что она разговаривала вовсе не с ним, а со своим мишкой Тэдди. Просто лопотала, по-прежнему ни черта не в курсе, что значат производимые ею звуки. Ни хера не зная, кто ее папа.
Возвращаясь к именам: они тупые и бессмысленные, и Микки не знает, почему чертов мир придает им такое огромное значение. Возвращаясь к именам: он не понимает, как должен выбрать из всех чертово одно, тупой набор звуков, которые будут влиять на всю следующую жизнь малышки.
Несколько минут он бездумно просматривает имена, сопровождая их матами, но бросает это занятие довольно быстро. Он закрывает все таблицы, которые открыл, и возвращается к поиску, а поскольку он в отчаянии, то переходит на вторую страницу результатов.
По большей части, там то же самое, но он упорно продирается через нее.
И вдруг, вдруг ему попадается одна статья, одна чертова статья, в которой не просто список имен, и в которой не говорится о том, как называть детей по временам года или в честь какой звезды. Нет, это чертова тупая статья, которая втемяшивает в его голову чертову тупую идею.
В статье говорится, что многие люди называют детей в честь кого-то, кто имел для них большое значение в прошлом. Бабушки и дедушки, тети и дяди, братья и сестры. И, блядь, у Микки полно родственников.
Еще там сказано мама, и именно тогда к нему приходит тупая, тупая чертова идея.
***
На следующий день он опять приходит к Мэнди, еще до обеда, потому что ему скучно. Все ее соседи снова дома, шляются по квартире, как больные коровы. Йен на диване, в пижаме, и Микки не смотрит на него, не смотрит на него. Он сидит на кухне у барной стойки с Мэнди и сражается с ребенком и ее овсянкой. Мэнди ест йогурт и болтает, рассказывая ему какую-то ерунду, но когда
– Да, кстати, поскольку вы придаете такое чертовски большое значение этому, – говорит он, как будто это мелочь. – Мы будем звать ее Мэлли. Полное имя Мелания, но для семьи – Мэлли.
Мэнди застывает, когда слышит это. Смотрит на него, но он избегает ее взгляда. Она шлепает ложкой по столу, бросает недоеденный йогурт и уходит в свою комнату, не сказав ни слова. Она никогда не любила, чтобы ей напоминали об их маме.
Соседи не обращают внимания на ее демарш, вместо этого все поворачиваются к Микки. Нудная Эмма смеется. Микки не понимает, в чем причина, пока она не произносит это вслух.
– Вы, ребята, действительно так любите аллитерации, да? – говорит она, и вторая девушка тоже начинает смеяться. – Мэнди, Микки и Мэлли Милкович? Полный рот М?
– Пошла ты, – отвечает он, оскалившись.
Микки вообще не думал об этом, но это не важно. Имя уже слишком хорошо подошло ребенку, и он не может поменять его, даже если она носит его меньше, чем один чертов день, ему нравится его выбор, и ему нравится иметь такое небольшое не-то-чтобы-напоминание о маме рядом с собой.
Микки думает, что Эмма бы заткнулась, если бы он сказал, что это в честь их с Мэнди мамы, но он не хочет говорить об этом, так что пусть смеется. Пусть думают, что он хреновый выбиратель имен, или что он действительно любит букву М, отлично, ему по фигу. Ему насрать, что они думают о нем.
Мэнди, кажется, не собирается возвращаться из своей комнаты, и он вдруг понимает, что как-то неловко продолжать сидеть здесь без нее. Микки заканчивает кормить ребенка – кормить Мэлли ее овсянкой, – и начинает собирать ее барахло. И тогда…
Иногда Микки не может понять, хороша его жизнь, или плоха, или же это чертова смесь того и другого. Потому что когда, именно когда он уже готов уйти, Йен походит к нему. Он смотрит на Микки и мягко спрашивает: «Мэлли, да?»
Несколько раз, когда Микки был пьян, или под кайфом, или только что оттрахан, он рассказывал Йену о своей маме. Не напрямую, а так, намеками. Она никогда не была идеальной, но любила его, и не важно, как далеко она заходила с наркотиками, это никогда не менялось. Когда она умерла от передозировки и они остались с Тэрри, это было самое худшее, что когда-либо случалось с Микки. Он всегда думал, что его мама была безобиднейшим существом – она приплыла в Америку вместе с семьей, когда ей было тринадцать, понятия не имея, что ждет ее впереди, в восемнадцать вышла замуж за Тэрри, и жизнь с ним сломала ее. Но она никогда не была жестокой, любила его, и Мэнди, и всех его говнюков-братцев, и он думает, что это само по себе уже достижение. И еще
Микки думает, что глупо называть его ребенка в честь кого-то, кто умер, но его мама всегда была Мелания, и никаких сокращений, так что Мэлли – немного другое. Это намек на его маму, но не точь-в-точь. Достаточно, чтобы значить что-то, но не достаточно, чтобы значить все.
Йен, кажется, понял это. Он не смотрит на Микки так, как зыркнула Мэнди, когда он произнес Мелания, просто подходит ближе и задает вопрос, который на самом деле не вопрос – «Мэлли, да?»
В ответ Микки смотрит на челюсть Йена. Он никогда не любил смотреть в глаза.