Мелания
Шрифт:
Микки просто вздыхает в ответ и чешет нос. Да. Да, блядь, он понимает.
========== Часть 17 ==========
Наверное, потому, что жизнь Микки это одно сплошное недоразумение, все начинается с выбора пиццы.
Микки зависает у Йена и Мэнди. Последнее время это случается довольно часто, и на него никто уже не обращает внимания: соседи занимаются своими делами, Йен изучает что-то, сидя со своим ноутом в углу. Микки и Мэнди, воспользовавшись тем, что Мэлли спит в комнате Мэнди, играют в видеоигру. Время ужинать, но никто не вспоминает об этом, пока живот Эммы, которая читает
– Никто не хочет поднять свой зад и что-нибудь приготовить? – вопрос Мэнди остается без ответа. – Похоже, что нет. Эмма, поищи номер какой-нибудь хорошей доставки пиццы.
Так и получается, что все собираются вокруг барной стойки, обсуждая, какую пиццу заказать. Довольно быстро они останавливаются на трех пиццах с пепперони. «Международная любимица», как выражается Дэвид, над его словами смеются все, кроме Микки, который терпеть не может пепперони.
Но все остальные счастливы, и он решает не поднимать шумиху – он просто отковыряет пепперони со своих кусков. Не такая уж сложная задача, не нужно быть шибко образованным, чтобы догадаться выкинуть ту часть начинки, которая тебе не нравится. Так что он ничего и не говорит по этому поводу. Зато кое-кто другой говорит.
В тот момент, когда Эмма берет телефон, чтобы позвонить и сделать заказ, Йен фыркает, выхватывает у нее телефон из рук и машет Микки так, как будто, это, блядь, значит что-то. До этого он молчал, как-то странно поглядывая на Микки, и теперь появился шанс выяснить, что за херня происходит.
– Ты действительно не собираешься что-нибудь сказать? – спрашивает он, и Микки хмурится.
– О чем ты, блядь? – отвечает он, не вполне понимая, что на уме у Йена.
– Ты ненавидишь пепперони, Мик.
Черт, на какой-то момент Микки временно забыл, что Йен Галлагер знает про него каждый чертов пустяк, и это постоянно разрушает Микки жизнь.
– О чем, блядь, ты говоришь? – повторяет он, потому что не знает, что еще сказать.
– Не делай вид, что ты не понимаешь, о чем я говорю, как-то раз, когда я пытался накормить тебя пепперони, ты чуть не надрал мне задницу и сказал, что у этой дряни вкус лошадиного навоза.
– Ну и что, я просто выкину эту херню, делов-то.
Йен снова фыркает и усмехается.
– Забавно, оказывается, для тебя не проблема пойти на компромисс, когда ты этого хочешь.
Так вот к чему все это. Микки чувствует, что все смотрят на него, но ему по фигу, он чувствует, как у него начинает закипать кровь от злости – той, что сидела глубоко внутри эти два года и не находила выхода. Он встает со своего стула и идет к Йену.
– Может быть, тебе тоже стоит научиться идти на компромисс, вместо того, чтобы поднимать бучу каждый раз, когда что-то идет не по-твоему?
– В какой ебаной вселенной я не способен пойти на компромисс? Все, что я делаю – это иду на компромисс, я три блядских года делал это, и ты не можешь обвинять меня за то, что мне стало тошно от всего этого!..
Йен тоже встает, и он выше Микки, но Микки по барабану, от злости он чувствует себя ростом с дом.
– С каких пор сбегать от того, кто хочет спасти твою жизнь, потому что тебе
Йен протягивает руку и толкает Микки в грудь; Микки не готов к этому и отступает на несколько шагов, пока не упирается спиной в барную стойку.
– Ты никогда не пытался спасти мою чертову жизнь, Мик, ты пытался спасти свою жизнь, потому что боишься своего отца и самого себя.
Весь мир в глазах Микки окрашивается красным, в голове шумит, он так чертовски зол, что просто не может в это поверить. Он не понимает, как это возможно: только что, минуту назад, все было в порядке, а сейчас он готов взорваться от бешенства. Он даже не подозревал, что все еще настолько зол из-за того, что тогда произошло.
Так что он просто затыкает Йена, ударив его кулаком в лицо. Он может чувствовать мягкую кожу щек Йена, когда его грубый кулак врезается в нее. Слышит «аааах» от соседей Йена позади него, но не обращает на это внимания, только чертов Йен, только его чертова реакция на удар.
Йен приходит в себя меньше чем за секунду: хватает Микки за плечи и бьет его головой в голову так сильно, что перед глазами вспыхивают звезды.
И все, понеслось. Йен отшатывается назад, и Микки бросается прямо на него, бьет его в живот, получает в ответ удар по носу, сильно пинает Йена в голень, впивается ногтями Йену в плечи, в то время как Йен пытается отшвырнуть его. Они дерутся жестко и грязно, как раньше; это напоминает Микки об их первом разе, и о времени, когда они вместе торчали, дрались и трахались.
Микки в ярости – не только из-за их последней стычки, он зол, потому что именно он виноват в том, что они с Йеном больше не делают все это. Он зол, потому что он не видел Йена два года и их отношения никогда не станут прежними, и именно он должен был сделать что-нибудь, чтобы исправить это. Он зол и на Йена тоже, потому что, черт, это и его вина, это вина их обоих и ничья в то же самое время. Так что он просто чертовски зол на все подряд, но раньше у него не было возможности направить свою злость, а сейчас он может ее выразить, колотя кулаками в грудь Йена.
Он. Так. Чертовски. Зол.
Он бьет кулаком Йену в челюсть, потом чувствует жесткий удар под дых, переводит дух пару секунд, толкает Йена в грудь и бьет его по руке, плечу, животу. В глазах Йена злость, которую Микки раньше видел очень редко, и должно быть, это придает ему какую-то сверхчеловеческую силу, потому что Йен хватает Микки за плечи и отшвыривает назад. Микки врезается в стену, позволяя выйти наружу «уумпф» от боли, которая выбивает из него дух. Йен припирает Микки к стене, награждая его серией ударов. Микки в ответ бьет Йена своей головой в голову, со всей силой, на какую он способен. Затем наступает момент тишины. Йен по-прежнему прижимает Микки к стене, грудь у обоих тяжело вздымается, они оба в крови, чертовски злы и смотрят друг на друга, так близко, что Микки приходится скосить глаза. Он даже не понимает, что происходит, когда вместо драки они начинают целоваться, целоваться с языками и зубами, со злостью кусая друг другу губы, так жадно и грубо, что назавтра они наверняка распухнут и потрескаются.