Мелания

milominderbinder

Доктор говорит Микки, что у Мэлли обычная простуда, шутит о том, что всегда с первого взгляда узнает молодых родителей, у которых впервые заболел ребенок. Микки пару раз сжимает кулаки – и чувак больше не шутит; Микки произносит несколько тщательно подобранных слов – и получает рецепт на лекарство получше, чем детский аспирин, от которого Мэлли станет легче, даже если оно и не вылечит простуду.

Он звонит Джули и сообщает, что ему нужна пара выходных, не спрашивая разрешения, и благодарит чертовы звезды, что она считает его родительские чувства трогательными, а не выговаривает ему, как Линда, попроси он у нее

выходной неожиданно. Затем он превращает их квартиру в нереально уютное гнездышко. Он сооружает охрененно удобную конструкцию в гостиной из всех имеющихся в доме одеял и подушек, устраивает в ней Мэлли так, что она сидит достаточно прямо, чтобы не слишком кашлять, но все же имеет достаточно места, чтобы прилечь, если она захочет спать. Он снабжает ее бумажными салфетками, ее любимыми игрушками, мягкой пищей, которая не царапает горлышко, находит чертову классическую музыку по радио, потому что это всегда успокаивает ее, садится рядом и разговаривает с ней своим самым тихим голосом, потому что она любит это.

Каждый час он меряет ей температуру электронным термометром, который купил в аптеке, каждые три часа дает ей сироп от кашля. Она бы не выпила и ложки, слишком уж он мерзко выглядит, но он достаточно густой и тягучий, так что Микки обмакивает в сироп ее соску, и она радостно сосет ее, не замечая, что лечится. Она выглядит печальной и тихонько плачет, и это разбивает его сердце, потому что он не может ничего сделать, чтобы помочь ей. Она беспокойно ерзает, но не пытается по-настоящему ползать или ходить, что необычно для нее, очевидно, потому, что от резких движений ей больно в груди.

Тем не менее они умудряются пережить этот день. Доктор сказал, простуда продлится не дольше недели, возможно меньше, и что самое худшее вскоре будет позади. Однако, когда Микки просыпается после нескольких часов беспокойного сна, которые он смог урвать, то по-прежнему слышит, как она кашляет и плачет.

Микки не привык к такому – быть злым на что-то, что он не может избить. Он чертовски хочет быть способным победить простуду, хочет, чтобы был какой-то способ, чтобы он мог найти и прикончить каждый микроб за то, что его ребенок страдает, но такого способа нет.

Второй день проходит практически так же, как первый, не считая того, что Микки пытается вычислить, кто виноват в том, что Мэлли заболела, чтобы придушить гадину. Он готов биться об заклад, ее заразила та сучка на детской площадке, куда они ходили на прошлой неделе. К сожалению, сучке только два года, поэтому пристукнуть ее так же нереально, как поколотить микроба.

Если не считать его возрастающей ярости, второй день проходит нормально. Мэлли несчастна, это и его делает несчастным, но он справляется с этим: он разговаривает с ней, включает ей музыку, укутывает ее потеплее и мерит ей температуру, как одержимый, прижимает ее к своей груди и ходит по квартире часами, поглаживая ей спинку, пока она пускает сопли ему на рубашку. Все идет как надо.

До тех пор, пока не случается ужасная катастрофа.

У них заканчивается сироп от кашля.

Первое, что приходит ему в голову – пойти и купить еще. Но ближайшая аптека в шести кварталах, и он не хочет таскаться с Мэлли под дождем, это охуенно плохая идея. Тогда он звонит Мэнди, благодаря чертового господа за сумасшедшее совпадение, что он в конечном итоге оказался в одном городе с ней.

Но

когда Мэнди отвечает, он едва может разобрать, что она говорит из-за громкой музыки и шума голосов у нее в трубке, но этого достаточно, чтобы понять, что она не трезва.

– Прости, я не могу вести машину! – умудряется он расслышать ее вопль. – Я под клеевой хренью!

– Сейчас, блядь, три часа дня! – говорит Микки, сам не понимая, почему он шокирован, это же Мэнди.

– В этом весь прикол! – кричит она в ответ и вешает трубку еще до того, как он пытается продолжить ее отчитывать. Со вздохом он трет рукой лицо, потом нежно гладит Мэлли спинку, потому что она кашляет и плачет одновременно. Просматривает контакты в телефоне.

На самом деле их немного. Джули, но она и так прикрывает его в магазине, к тому же Микки не думает, что это хорошая идея, просить своего босса о каких-либо одолжениях, неизвестно к чему приведет такая его просьба.

Кроме нее, есть только еще один…

Микки не хочет, ненавидит саму идею просить его о помощи, когда между ними все так нереально странно с некоторых пор, но Мэлли страдает, а в эти дни Микки даже не пытается отрицать, что она значит для него все.

Так что он засовывает свои чувства в жопу и звонит Йену.

Посланник Божий, не кто иной, Йен приходит через десять минут. Он приносит сироп от кашля, как просил Микки, а еще связку бананов, коробку с пончиками и два стакана кофе. Когда Микки открывает дверь с плачущей Мэлли в одной руке и потрепанным мишкой Тэдди в другой, он сам чуть не плачет от облегчения.

– Я подумал, что у тебя не было возможности позаботиться о себе в последние пару дней, – говорит Йен несколько минут спустя, когда Мэлли в ее подушечной берлоге сосет свою соску с сиропом, а Йен и Микки сидят за кухонным столом. Микки доедает второй пончик, одновременно глотая кофе. Большинство людей были бы в шоке от такого зрелища, но Йен считает это забавным, попивая свой кофе и ласково поглядывая на Микки.

– Да, это был дурдом, – признается Микки. – Я просто сосредоточился на том, чтобы ей стало лучше, а со своим дерьмом можно разобраться и потом. Кстати, есть идеи, как лечить простуду, а?

Так Микки и Йен оказываются стоящими рядом в наполненной паром ванне, покачивая Мэлли над их головами.

– Ты уверен, что это поможет? – спрашивает Микки, все еще сомневаясь, и Йен фыркает.

– Мы всегда делали так с Карлом, когда у него был насморк, – говорит он. – Пар прочищает дыхательные пути. Это должно помочь ее насморку и кашлю.

– А все-таки, почему мы держим ее так высоко?

– Потому что там пар гуще, – отвечает Йен, пожимая плечами.

Это знак, насколько Микки вымотан и растерян, потому что он просто соглашается со всей этой херней.

– Смотри, ей уже лучше, – замечает Йен несколько минут спустя, когда его очередь держать Мэлли над головой. До этого Микки был слишком занят, чтобы заметить, что от пара рубашка Йена намокла и прилипла к телу, потом он смотрит вверх, и, блядь, Мэлли не плачет больше, у нее влажное лицо, и из носа текут сопли, но она кажется счастливее и меньше страдает. Йен блядский чудотворец. Кто бы сомневался, на самом деле.

– Это чертовски удивительно, – говорит он, не зная, на кого смотреть: на Мэлли или Йена, но в любом случае счастливый. – Давай ее мне.