Мелиан. Охота Дикой Кошки
Шрифт:
Предназначение остальных сооружений вроде невысокого полукруглого строения, напоминающего
шар, наполовину вкопанный в землю, или угловатого, неустойчивого на вид, здания, осталось
загадкой.
Я медленно поднялась, отряхивая песок с колен, и задумчиво уставилась на спутника.
– Насколько я помню, - сказал Коннар, разглядывая увечную ладонь, - этот колодец был где-то там.
– Он осёкся и понизил голос: мимо нас, шурша хитолью, прошел служитель монастыря. Он бросил
на нас насторожённый взгляд, но ничего не сказал.
– Где-то там, - шёпотом повторил северянин, когда невольный свидетель нашего разговора скрылся
из виду. Наёмник указал на загадочное полукруглое здание.
– Оно появилось, когда меня тут уже
не было, но примерное расположение колодца я помню. Если его там не окажется, готов съесть
живую крысу.
Я усмехнулась и кивнула, без лишних раздумий выведя на песке:
"Значит, мне придется поверить тебе на слово и совершить этой ночью небольшую прогулку".
Коннар поднял бровь и тихо уточнил:
– Хочешь, чтобы я пошел с тобой?
Я покачала головой и уничтожила надпись.
– Что ж, - ухмыльнулся наёмник, не поскупившись на сарказм.
– Хотя спасибо и на том, что не
сбегаешь от меня, как ты это любишь делать.
***
Ночь огромным мотыльком билась в крошечное отверстие, считающееся в Лит-ди-Лиаре окошком
кельи. Коннар спал, лёжа на спине и закинув руки за голову, и тонкий лунный луч серебрил его
тёмные волосы, разметавшиеся по каменной кладке.
Я лежала без сна, считая мгновения до ухода. Камень холодил кожу сквозь хитоль: все удобства в
келье заключались в двух продолговатых углублениях, выдолбленных в полу. В них полагалось
спать. Больше в узком помещении, едва вместившем в себя нас обоих, ничего не было, даже
опостылевшие изваяния Лиара отсутствовали.
Наверное, бог полагал, что даже самый завалящий матрац – лишняя роскошь для его почитателей.
237
Мелиан. Охота Дикой Кошки.
Снаружи кто-то шаркал по песку: то ли мейстер выставлял своих подопечных нести стражу, то ли
кому-то тоже не спалось. Вдалеке ухал гнусный тонкий хохот алых шакалов. Вдруг отчётливо
представилась картина: длинные лапы, покрытые косматой рыже-чёрной шерстью, возникают на
кромке монастырской стены, и на песок бесшумно опускается поджарый зверь с острой вытянутой
мордой и стоячими, как развёрнутые паруса, треугольными ушами. Я как-то раз видела алого
шакала, правда, мёртвого: в комнате у Микаэля Аметиста стояло чучело, набитое соломой. Агаты,
вставленные вместо глаз, тускло поблёскивали в полумраке. Иногда мерещилось, что они со
скрипом проворачиваются в глазницах, следя за каждым движением. Честно говоря, я побаивалась
оставаться с ним наедине.
Я помассировала виски, отгоняя видение. Стоило пошевелиться, как острые бортики каменного
ложа больно впились под рёбра. Коннар вздрогнул во сне, заставив меня замереть. Не хотелось его
будить даже ненароком: наёмник вполне мог увязаться следом, невзирая на давешнюю
договорённость.
Шарканье снаружи утихло. Мотылёк угомонился. Я принялась аккуратно выбираться из каменной
"кровати".
По келье вдруг прошелестел тихий шёпот, словно под потолком скользнула стая сверчков. Стены
дрогнули и поплыли в темноте, смазываясь, как рисунок на песке, настигнутый морской волной.
Вокруг повисла тёмно-серая муть, прорезаемая багровыми сполохами, как грозовая туча –
молниями.
Рука соскользнула, и я упала обратно в каменное углубление, цепляясь за хитоль у горла так,
будто она могла защитить.
От чего?
Единственной связью с реальностью оставалась холодная твердь камня. Всё остальное утонуло в
непроницаемом тумане, который вёл себя, как живой: наползал, заставляя пятиться; скручивался
спиралями и тянул жадные щупальца, словно торопился обследовать каждый уголок кельи.
Что это ещё за очередная хэллевщина?
В ответ на мои мысли по туману пробежала дрожь. Он отпрянул от меня. В грязно-сером полотне
появилась прореха, сквозь которую из ниоткуда шагнула высокая тень, обладающая до боли
знакомыми очертаниями.
– О хайлэ, малышка, - прозвучал в голове насмешливый голос Сокола.
"Какого Хэлля!" - хотела выкрикнуть я, но не смогла. Что-то больно стянуло губы. Когда я поднесла
к ним ладонь, то с ужасом обнаружила, что они плотно сшиты чем-то, на ощупь напоминающим
жилы. Я с ненавистью посмотрела на Морриса и отняла руку от лица. На ладони остались тёмные
капли крови.
Сокол внимательно наблюдал за мной. На его лице отражалось глубокое удовлетворение. Тьма
немного рассеялась, и он предстал таким, каким я видела его в последний раз. Можно было
подумать, что он живой, если бы не синеватый оттенок кожи и тёмные провалы, зияющие на месте